Отреагировала мать дико: «Да, как ты смеешь? О чем ты думаешь? Как тебе не стыдно? Нет, ты мне скажи! Что у тебя на уме? Ты думаешь о мерзости! За что мне это?» — кричала она, продолжая стоять меньше чем в полуметре от почти голого сына. Артем никогда ни до ни после не испытывал такого стыда. Он, вроде, ни о ком, и ни о чем не думал, просто считал, что он — один. Он даже не знал, что матери отвечать, как оправдываться. Было уже очень поздно, но Артем долго лежал без сна в кровати, вновь и вновь переживая свой позор, мамино негодование. А может он действительно испорчен? А может мать права? В его неопытном сознании отложилось: секс — это гадко, отвратительно, мерзко. Он не дотягивал до умной мамы именно поэтому: им владели низменные желания! Артем не знал, как стать «чище», но девочек он сторонился еще долго.
А, ведь, он был красивым мальчишкой. Черноволосый, с ярко-синими глазами, стройный, музыкальный, с ранней пробивающейся щетиной. Девочки обращали на него внимание, одна даже была в десятом классе серьезно влюблена, писала записки. Эх, если бы он хотел свой успех у «дам» реализовать, ему было так легко это сделать, но… он ничего не делал, он боялся девочек, сторонился их, ему было «нельзя». А другим парням, его школьным друзьям было «можно», они были в чем-то другими и Артем им завидовал, не решаясь нарушить мамино «табу».
Тележка с завтраком остановилась около их кресел. Основа завтрака была для всех одинаковой, но можно было выбрать горячее к омлету: курицу или рыбу. Антон знал, что рыба будет пареной, и отдал предпочтение курице, а Ася почему-то неожиданно выбрала рыбу. «Не будет есть…» — тоскливо подумал Артем, но ничего ей не сказал, заранее зная, что любое вмешательство в выбор дочери, вызовет у нее приступ раздражения. Сосед тоже выбрал курицу. В салоне приятно пахло кофе. Артем разорвал бумажные пакетики и вытащил пластмассовые приборы. Ася откусила сладкую тарталетку, потом ковырнула омлет. «Некрасиво она ест» — подумал Артем, но ничего дочери не сказал. Это были пустяки. Мать, конечно, разразилась бы лекцией о хороших манерах, но он-то был не мать. Ее с ними на этот раз не было. «Слава богу!» — вздохнул Артем, и как всегда моментально устыдился этих мыслей: у матери, кроме него, никого не было. Как он может радоваться, что ее с ними нет! Все-таки, мать права — сволочь он!
Ася
На одном месте не сиделось, не привлекали ни выбранные папой электронные игры, ни браслетики из ниток, хотелось пройтись, но было нельзя. Опять пришлось бы беспокоить дядьку с краю, и делать это второй раз, было бы уже вызовом. Да, и идти в самолете все равно было некуда, да и завтрак, Ася знала, совсем скоро подадут. Настроение у нее было беспокойным, но хорошим. Ася мимоходом вспомнила свою истерику несколько дней назад. Они были у бабушки, мама за ней пришла, чтобы забрать ночевать в свою противную однокомнатную квартиру, где Ася спала на узком диване. Папа жил у бабушки, а в их прекрасной большой квартире жили квартиранты. Документы на визу были в консульстве и приходилось ждать, пока можно будет возвращаться во Францию, в школу. Мама стала ее торопить, стояла в коридоре и все повторяла: «Ась, пойдем. Ась, я тебя жду. Ась, ты не видишь, что я тебя жду?» «Ась, Ась…». Как они все ей надоели! Ася сидела в кресле у телевизора, ей вообще никуда не хотелось выходить, хотелось смотреть фильм под пледом. Родители забрали у нее дом, ее комнату, кровать с белым покрывалом, старые плюшевые игрушки на комоде. Почему она должна была теперь днем коротать время с бабушкой и папой, которые никуда почти не выходили, а на ночь ехать к маме в неприятную чужую квартиру? Почему все ее подружки каждый день ходили в школу, а она должна была ждать возвращения во Францию, где ее ждала школа, которая была пока непонятна и враждебна, несмотря на вежливость окружающих? Что они ее гоняют туда-сюда? Она что, просила увозить ее во Францию?