Но вскоре мысли о предстоящем сражении вытеснили все остальное. Песчаный ураган многочисленных каждодневных битв засыпал светлый родник надежд в душе эмира и грозил уничтожить его навсегда...
В предутренних сумерках, сразу после молитвы, закипела битва.
И вот уже до слуха Тимурбека, вместе со свитой наблюдавшего у шатра за ходом сражения, донеслись возгласы: "Враг отступает! Враг отступает!" Подскакали командиры буликов. Спешившись, они сообщили - неприятель бежал за реку, - и просили позволения преследовать его.
- Враг бежал - это наше счастье, - спокойно заметил Тимурбек. - Нет смысла преследовать его. К тому же и времени у нас в обрез. Нужно сниматься и поскорее сообщить хану в Балх радостную весть. Возвратимся в Карши и порадуем наместника Хусайна эмира Мусо.
Сказав так, он приказал трубить сбор и отправляться в обратный путь. Тут же было составлено письмо эмиру Хусайну, в котором сообщалось о славной победе. Гонец увез его адресату.
Дворец эмира Хусайна в Балхе был воздвигнут когда-то по велению эмира Казагана. Роскошный, в пышном убранстве, прятался он в густом тенистом саду. В гарем, что за дворцом, вел узкий мостик над каналом с кристально чистой водой. В воде, как в зеркале, отражались и мостик, и восьмигранная беседка с мраморными колонками, место для прогулок, огороженное лепной решеткой. Ветви плакучих ив - этих меджнунов Востока - на берегу канала напоминали каскады водопадов. В аллеях, обсаженных кипарисами и самшитами, не видно ни души.
В самом потаенном уголке сада, в резной каменной беседке на атласных подушках восседает любимая жена эмира Хусайна - Сараймульк-ханум - она играет в шахматы с сербиянкой. Обычно одерживавшая победы, царевна играет сегодня рассеянно и уступает служанке. Глаза ее устремлены на шахматные фигурки, а мысли, судя по всему, где-то далеко...
- Моя госпожа, вы сегодня отчего-то рассеянны, - пошутила служанка. Верхние пуговицы шитого золотом камзола у нее расстегнуты, длинные волосы подвязаны голубым шелковым платком. Она обмахивается веером. Вот служанка переставила фигуру и угрожает ладье царевны.
- Да? - рассеянно спросила Сараймульк-ханум. - Но зато вы сегодня проворны, - царевна поправила покрашенными хной нежными пальчиками локон, выбившийся из-под кокетливо повязанного белого шелкового платка. -Надеюсь, ваша проворность сослужит сегодня нам хорошую службу, - таинственно закончила она.
Смысл этих слов сербиянка, уже знавшая все тонкости чигатайского диалекта, поняла сразу. Царевна долго испытывала ее преданность и теперь безгранично доверяла ей даже самые сокровенные тайны.
. - Будь у меня не одна, а тысяча жизней, я, не колеблясь, пожертвовала бы ими ради вас, царевна, - сказала служанка, приложив руки к сердцу и слегка поклонившись.
Сараймульк-ханум доверительно обняла служанку за плечи и зашептала на ухо:
- Наш господин, кажется, замыслил что-то недоброе. Он хочет погубить своего друга и родственника - Тимурбека. Ты, вероятно, знаешь, что когда-то Тимурбек захватил крепость Карши, а эмир Хусайн отобрал у него этот город. И вот, якобы для того, чтобы договориться мирно, он на днях пригласил Тимурбека на встречу в одно укромное место. По замыслу хана, Тимурбек должен приехать туда в сопровождении только своей свиты. Эмир же отправится туда с воинами, и они перебьют всех. Ночью эмир Хусайн проговорился во сне. Теперь мы должны сделать доброе дело...
- Но чем же мы можем помочь? - простодушно спросила служанка.
- Если мы с умом возьмемся за дело, спасем от неминуемой гибели мужественного рыцаря, - взволнованно произнесла царевна, доставая из рукава шелковый платочек. - Среди богатырей, охраняющих замок, есть и ваши земляки. Вы тайно договоритесь с одним из них, чтобы он доставил письмо, спрятанное в этом платке, предводителю войск эмира Хусайна - Шер Бахраму. А Шер Бахрам доставит его Тимурбеку. Если последний вовремя получит известие о замышляемой подлости, он во веки веков не забудет тех, кому обязан жизнью.
Служанка поняла: настал, наконец, час, когда она, действительно, может "пожертвовать не одной, а тысячью жизней во имя царевны". Взяв из рук царевны алый платок, благоухающий амброй, она спрятала его в потайной карман.
- В добрый путь! - сказала царевна, и тревога сжала ей сердце.
- Счастливо оставаться, моя госпожа! - улыбнулась служанка и удалилась.
Царевна тоже покинула зеленую беседку и направилась в покои. Заперев дверь спальни, она упала лицом в подушку на своем роскошном ложе. Душа ее была невыразимо смятена: она удивлялась себе и никак не могла понять - что толкнуло ее на этот шаг... Разумом царевна осуждала себя, а сердце властно требовало предотвратив задуманное Хусайном. Муж ее - чернобровый, черноглазый- таджик с мужественным лицом был настоящим воином, дальновидным полководцем. В военной смекалке и хитрости он не уступал Тимуру, а в управлении государством был более жестоким. Его жестокость уже не знала предела: не доверяя главному судье, Хусайн сам вершил суд, был неумолим в судебных разбирательствах... Он не терпел пререканий, не допускал сомнений в правильности вынесенных им приговоров. Соблюдая сарбадарские традиции, хан одевался просто и скромно, однако ж выглядел грозно. Суд он вершил с железной палицей в руках, и, если кто-либо давал неверные показания, заговаривался, плутовал, царь бил его этой палицей. Одни считали его хитрым, завистливым, коварным, другие превозносили до небес его достоинства.
Любил ли он Сараймульк-ханум? Трудно сказать. Эмир никогда об этом не говорил ни ей, ни кому иному. Хусайн почти всегда был в походах, во дворце появлялся редко, и весь отдался ратным подвигам. Он снискал воинскую славу, но было в нем что-то пугающее, отталкивавшее царевну. Она знала, что его душу одолевала жажда власти, власти над всем миром, и оттого походы и битвы были ему милее дворцовых утех.
Как ни пыталась царевна заснуть, беспокойные мысли, сменяя одна другую, обуревали ее, лишали сна. Долго она лежала забывшись, закрыв глаза. И увидела сон.
Конь ее споткнулся, она упала с него и полетела в страшную бездну. А там кишмя кишели, сверкая чешуей, ярко-красные, светло-желтые, зеленые змеи. От страха зашлось сердце, пыталась закричать не могла. И все падала и падала на кишащий клубок змей. В это мгновение из-за облака вылетел всадник на белом коне и подхватил царевну сильными могучими руками. И похож был этот всадник на Тимура. А за ним, тоже выскочив из-за облака, гнался другой всадник, похожий на эмира Хусайна. Беглецы приближались к солнцу. Сараймульк-ханум изо всех сил прижималась к могучей груди всадника. А конь нес их все выше и выше. И от солнечных лучей становилось все жарче и светлее...
Пока царевна плыла в дивном сне, в Шахрисабзе, в саду Занжирсарая, у мраморного хауза Тимурбек играл в шахматы со своим славным соратником эмиром Джаку. Полководец Джаку был неразговорчивым, из тех, кто семь раз отмерит, а уже потом отрежет.