Глава вторая «Идиот»
В романе «Идиот» влияние Св. Писания менее очевидно по сравнению с некоторыми другими произведениями Достоевского. В нем нет ни длинных евангельских цитат, введенных в «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы», ни многочисленных библейских отзвуков, которые целиком пронизывают весь последний роман, как в определенной мере и предыдущие произведения.
Во вторую и третью части «Идиота» Достоевский вводит некоторые стихи из Апокалипсиса и отсылки к нему, сделанные Лебедевым (Ап 6, 5—8) и Ипполитом (Ап 8, 11; 10, 6; 21, 6). Наиболее значительная отсылка к Св. Писанию осуществляется здесь, как увидим, через образ Христа на копии картины «Христос во фобе» Гольбейна, который отсылает к евангельским эпизодам страстей, смерти и положения во гроб Иисуса (в частности — Лк 23).
В исследовании о влиянии Св. Писания на произведения Достоевского роман «Идиот», несмотря на краткость содержащихся в нем евангельских цитат, на наш взгляд, важен. Продолжая линию, начатую в «Преступлении и наказании», писатель через своих героев ставит во всех последующих произведениях вопросы о смысле жизни, смерти, зла и страдания в мире. Отрывки из Евангелия и евангельские аллюзии, имеющиеся в «Идиоте», содержат ответ на сомнения и муки главных героев. Однако здесь этот ответ дается непрямо. Персонажи, лишенные духовного толкователя, читают эти отрывки в свете разрушающего их видения мира. В «Бесах», «Подростке» и «Братьях Карамазовых» вопросы главных героев, а также евангельские строки, мучающие их, найдут достойных толкователей, обладающих большим духовным опытом, в старцах Тихоне и Зосиме, в страннике Макаре и Алеше Карамазове.
Роман 1868 г. построен вокруг художественной идеи, которая, как свидетельствует писатель, неожиданно возникла после нескольких месяцев работы над сюжетом, начатой «на заказ» из‑за отчаянного безденежья, преследовавшего его на протяжении всей работы над книгой. «Вы на заказ и на аршины, кажется, не писывали и не испытали адского мучения‚ — пишет Достоевский другу А. Н. Майкову 12 января 1868 г. — ‹.‚.› всё лето и всю осень я компоновал разные мысли ‹.‚.› 4–го декабря ‹.‚.› бросил всё к черту ‹.‚.›. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался — не понимаю. Наконец 18–го декабря я сел писать новый роман, 5–го января <…> я отослал в редакцию 5 глав первой части ‹.‚.›. Вчера, 11–го числа, я выслал эти 2 главы и таким образом отослал всю первую часть» (28 (2), 239—240).
За 23 дня, без предварительных черновиков, Достоевский написал на одном дыхании главы I‑IV первой части окончательной редакции — первый день Мышкина в Петербурге до того момента, когда он входит в дом Гани Иволгина.
В планах, написанных осенью, писатель двигался по известному и пройденному уже им пути. Главный герой предстает здесь подобным Раскольникову и будущему Ставрогину[46], то есть тем личностям, «широким» и полным противоречий, которых Достоевский хорошо знал по тюрьме, а также через страдания, пережитые им в годы сибирской ссылки.
В новом плане сохранится — вместе с женским образом (Миньон — Ольга Умецкая, впоследствии — Настасья Филипповна)[47] и некоторыми побочными персонажами — определение идиот по отношению к главному герою, который останется исходной точкой в разработке окончательной редакции романа. Слово «идиот» происходит от греческого ιδιώτης, что значит частное лицо.[48] Действительно, этот персонаж чужд мировоззрению современного ему русского общества. Одновременно этот термин употребляется применительно к человеку, страдающему врожденным слабоумием.
Об очаровании новой идеи, возникшей 4 декабря, а также о сопутствующих сомнениях и колебаниях Достоевский пишет Майкову 12 января 1868 г.: «Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная и я к ней не приготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная и я люблю ее. Идея эта — изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по–моему, быть ничего не может, в наше время особенно ‹.‚.›. Только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул как на рулетке: "Может быть, под пером разовьется!" Это непростительно» (28 (2), 240—241), Благодаря творческому дару Достоевского роман, для написания которого он «рискнул как на рулетке», представляется в окончательной редакции внутренне последовательным.
46
В записях осени 1867 г. Достоевский пишет: «Страсти у Идиота сильные, потребность любви жгучая, гордость непомерная ‹.‚.›. Главный характер Идиота. Самовладение от гордости (а не от нравственности) и бешеное саморазрешение всего. ‹.‚.› Таким образом он бы мог дойти до чудовищности, но любовь спасает его. Он проникается глубочайшим состраданием и прощает ошибки» (9, 141, 146).
48
См.: Даль В. В. Словарь живого великорусского языка. П. Евдокимов пишет: «Идиот — по–гречески значит необыкновенный‚ отличный от других. Мышкин идет по жизни как существо, пришедшее с другой планеты» (Евдокимов 1961; 242).