Неважно, кого следует винить за то, что Иисус был обманут, но договор был заключен, чего бы не случилось, если бы все стороны осмысливали ходы в игровом дереве. Так как сыгранная игра была игрой с неполной информацией — по крайней мере, для Иисуса, — именно факт его неохотного согласия делает соглашение несправедливым.
Если бы Иисус действовал, исходя из своих подозрений, или хотя бы посоветовался с Богом, «несправедливость» соглашения была бы очевидной, и он мог бы с полным основанием отклонить просьбу евреев. В итоге его «полные основания» могли бы трансформировать исход (1, 2) с отказом в исход (1, 3); тогда соображения рациональности требовали бы, чтобы он отказал евреям, ведь тогда он получил бы свой лучший результат (3).
Конечно, Иисус смотрел на все иначе. Так как его подозрения были недостаточно стойкими, он позволил неуловимому игроку, которого я назвал Случаем (возможно, являющегося имитатором Бога), сделать ход. Хотя этот ход затронул Иисуса и вождей — Библия говорит, что израильтяне «роптали на вождей» (Иисус Навин 9:18), после того как обман евреев был раскрыт, — оба игрока кажутся довольными жизнью и с уже заключенным договором. Гибеонитяне сохраняют свои жизни, а у Иисуса и израильтян есть рабы, чтобы служить им, так что, в конце концов, это была не такая уж и плохая сделка.
Большая часть мудрости в Библии содержится в виде пословиц, которые полны советов насчет правильного поведения, наказаний за неправильное поведение и таинственных сказаний и афоризмов, которые должны многому учить. Подразумевается, что уроки должны извлекаться из историй с конфликтами и интригами, подобных тем, что я уже обсуждал, но, как правило, мораль в этих историях не так однозначна и часто подлежит различным интерпретациям.
В редкой истории содержится иной персонаж кроме Бога — или того, на чьей стороне Бог, — обладающий острым умом и глубиной проницательности, превосходящей человеческие возможности. Правда, большинство персонажей действуют рационально в соответствии со своими предпочтениями, и лишь некоторые, вроде Каина и Моисея в последние годы жизни, доказывают своими аргументами, которые они приводят Богу, что они являются блестящими стратегами. Однако трудно найти человеческий персонаж, который, пока противостоит таким же смертным, является намного превосходящей фигурой благодаря своей практически божественной мудрости.
Библейским персонажем, который является выдающимся исключением, бесспорно можно назвать Соломона, который стал царем Израиля после Давида (некоторые из подвигов которого будут рассмотрены в седьмой и восьмой главе). Его наиболее поразительным рассуждением считается суд, описанный всего лишь с помощью двенадцати стихов в Первой книге Царств.
Этот суд касается принадлежности ребенка, на материнство которого претендовали две женщины. Я смоделирую этот суд как игру, которую придумал Соломон, чтобы проверить правдивость жалоб двух женщин. Хотя сыгранная игра начинается с ходов двух женщин, Соломон мог бы установить другие правила — чтобы стали возможны одновременные ходы, — и все равно добиться того же результата. Я также покажу, как понятие «мудрого суда» в дополнение к понятию «справедливого соглашения», определенного ранее, может быть извлечено из игры с Соломоном. В отличие от справедливого соглашения, которое зависит только от выборов, которые совершают стороны, заключающие соглашение, мудрый суд зависит также от выбора не-игрока, который улаживает спор между двумя сторонами.
Игра Соломона берет начало от спора между двумя проститутками, которые предстали перед ним:
Первая женщина сказала: «Пожалуйста, мой господин! Эта женщина и я живем в одном доме; и я родила ребенка, пока она была в доме. На третий день после того, как я избавилась от бремени, эта женщина также родила ребенка. Мы были одни; никого больше не было в доме, только мы двое. Ночью ребенок этой женщины умер, потому что она легла на него и задушила. Она поднялась ночью и взяла от меня моего сына, пока твоя верная служанка спала, и положила его на грудь; и приложила к моей груди своего мертвого сына. Когда я проснулась утром, чтобы покормить моего сына, я увидела, что он мертв, но когда я пригляделась внимательно, я увидела, что это не тот ребенок, которому я дала жизнь».
Другая женщина настаивала на противоположной версии происходящего: