Несмотря на все уважение, у людей нет веских причин, объясняющих их первоначальное желание — всего лишь желание быть как все, с царем, который будет водить их в битвы. Неудивительно, что Бог почувствовал негодование, что Его избранный народ не очень то разбирается в предпочтениях лидерства!
Но когда люди признают, что зашли слишком далеко в своей просьбе насчет царя и выражают желание взять ее обратно, Бог и Самуил готовы вступить в игру и обеспечить падение Саула. Неспособность Саула выполнить приказ Бога и уничтожить амаликитян в ужасной бойне — всего лишь отговорка, которая нужна Самуилу, чтобы оправдать конец правления Саула:
Из-за того, что ты отверг приказание Господа, Он отвергает тебя как царя.
Почему бы Саулу сразу не подчиниться приказу Бога? Как только Саул узнал от Самуила, что Бог больше не на его стороне (1 Царств 13:13-14), он мог решить, что у него нет выбора, кроме как постоять за себя — и прислушаться к народу (1 Царств 15:24) так же как к Богу. Таким образом, то, что Бог отвернулся от Саула, могло уменьшить веру Саула, что в свою очередь спровоцировало его неповиновение и падение, исполняя раннее пророчество Самуила.
Финальный разрыв Саула и Бога символично отражается в сцене прощания Самуила с Саулом:
Когда Самуил повернулся, чтобы уйти, Саул схватил его за край одежды, и она порвалась. И сказал ему Самуил: «В этот день Господь оторвал от тебя царство над Израилем и отдал его другому, который достойнее тебя. Больше того, слава Израиля не обманет Его и не изменит Его решения, ибо Он не человек, чтобы менять решения».
По моему мнению, заявление Самуила не согласуется с фактами правления Саула и событиями, которые предшествовали ему. Бог изменил свое решение насчет царя, когда народ потребовал его. Кроме того, когда Саул был возведен на престол, божественная поддержка, которую он получал, быстро испарилась. Когда у самих людей появились иные мысли насчет того, чтобы иметь царя, Бог более чем хотел превратить все инсинуации в полную противоположность того, что сам утверждал до этого. Хотя Саул определенно выказал признаки слабости, потакая людям и не подчиняясь строго Богу, его бичевание со стороны Бога/Самуила имеет сомнительные отголоски, попахивающие фальшью.
Действия Бога и Самуила в этом грязном деле полностью, как мне кажется, согласовываются с их мотивами, которые во многом направлены на отмщение за обиду, которую люди нанесли им, потребовав себе царя. (Непонятно, почему непосредственно люди не наказаны за свое отступничество, но, вероятно, Бог и Самуил сочли, что легче направить свой гнев на живое воплощение их недовольства.) Уязвимый для их все более агрессивной и двуличной тактики, невезучий Саул становится беспомощной пешкой, и его царствование становится безрадостным.
Я нахожу, что трудно не симпатизировать Саулу, пока он пытается избежать поражения в несправедливой игре против враждебных сил, которые не подлежат его контролю. Нельзя, однако, игнорировать тот факт, что если Бог и Самуил позорно ведут себя в этом деле, за ними стоят люди, на которых нельзя полагаться, и которые влияют на их выбор так же, как и на выбор Саула. Они очень значительные закулисные игроки в этой печальной истории.
Хотелось бы сказать, что обязательства Саула заканчиваются, когда Бог отвергает его. Но это не так, ведь Богу недостаточно просто покинуть Саула; сообщается также, что «злой дух, насланный Господом, начал терзать его (Саула)» (1 Царств 16:14).
Чтобы изгнать этого духа, слуги Саула нашли «храброго человека и воина, разумного в речах и приятного на вид» (1 Царств 16:18). Его звали Давид; играя на лире, он приносил облегчение Саулу. Саул полюбил Давида и сделал его своим оруженосцем.
Давид вскоре приобрел славу, убив огромного филистимлянина Голиафа. После этой победы он так преуспевал в любом рискованном мероприятии, которое предпринимал для Саула, что Саул сделал его командиром над всеми своими воинами.
Дальнейшее отличие было пожаловано Давиду, когда он убил великое множество филистимлян. Фактически, по его возвращении домой с армией, женщины, танцуя, приветствовали его успех дерзкой песенкой:
Саул убил тысячи,
А Давид десятки тысяч!