9. Опровержение тезиса
Я с готовностью признаю избирательность в выборе истории, но вопрос предвзятости это другое дело. Я искал истории, подлежащие стратегическому анализу; я нашел, что многие не подлежат, и не утверждаю, что в них есть рациональность индивидуальных выборов. С другой стороны, есть истории, в которых стратегические размышления занимают много места, но я не анализировал их в предыдущих главах. Однако, мне кажется, что большинство тем в них повторяется и не привносят новых взглядов, и еще меньше опровергают тезис этой работы. Так что, пока я не могу доказать непредвзятость моего выбора, я полагаю, что того сорта теоретико-игровой рациональности, которой изобилуют проанализированные здесь истории, не будет недоставать в других библейских историях с выдающимися размышлениями.
10. Прочность и плодотворность теории
Если размах и организующая сила теории игр широка, и ее применение к историям Ветхого Завета естественно, остается вопрос, открывает ли она перспективы, не воспринимаемые без интеллектуального объяснения теории. Я готов поспорить, что это так, делая различия между мотивационными предположениями, которые работают или не работают — как я показал в пункте (6), синтетически обеспечивая словарь и исчисление, которые освещают общие темы в различных историях. Эта аналитико-синтетическая способность теории и есть мера ее прочности и плодотворности (или эвритической ценности), хотя я готов признать, что теория это хранилище всей глубины и тонкости, которую может дать анализ. Теория также нуждается в том, чтобы быть дополненной пониманием того, когда ее бездумное применение бессмысленно. Я не уверен, что в предыдущих главах я избежал бессмысленности, но я надеюсь, что тот, кто ее обнаружит, исправит ее с более глубоким и утонченным пониманием библейских источников, чем у меня. Библия это не хрупкий или стерильный документ, и, следовательно, таким не должен быть ее анализ.
11. Расчетливость теории
Хорошая теория должна быть не только самокорректирующейся, но и сравнительно простой и легкой в применении. Мне кажется, что теория игр и решений, использованная здесь, попадает под такое определение, хотя так может не казаться людям с сугубо гуманитарным уклоном. Я могу только сказать тем, кто находит формализм итоговых матриц и игровых деревьев невыносимым, что мой анализ будет озадачивающе не математическим для игровых теоретиков, так что подозреваю, что им я тоже не угожу. Хотя я могу утверждать, что этот формализм, простой как он есть, и много суммирует в истории и освещает центральные стратегические выборы игроков. Теория также обеспечивает рамки для оценивания рациональности этих выборов соответствующим способом. Комбинация экономичного описания и простой логической структуры, и дает теории ее расчетливость. Когда я дополнил строгую формальную теорию более неформальным литературным анализом, я отклонился от курса, которым следует строгий теоретик, выполняющий научный анализ. Но я верю, что теория игр и решений сохраняют общую суть и обеспечивают повсеместную однородность анализа.
1. Характер Бога
Бог — это образец противоречий: мелочный, манипулирующий и мстительный, с одной стороны, и великодушный, открытый и прощающий, с другой. Каким Бог точно не является, так это скромным или непритязательным. Когда Он появляется на сцене, Он всегда впереди или в центре. Его тщеславие кажется безграничным. Даже когда Он остается за кулисами, позволяя другим говорить за Него, Его присутствие преобладает и притягивает, никогда не является сторонним.
Как если бы он был не способен сдерживать Свою неуемную энергию и быть просто сторонним наблюдателем, Бог постоянно вмешивается в дела людей, часто расстраивая гармоничные до этого отношения между людьми. (Возможно, монотонность спокойствия и есть одна из причин вторжения Бога, но я полагаю, что есть более фундаментальные стратегические и психологические причины, которые я буду рассматривать дальше в этом разделе и разделе 9.3.) На самом деле, есть истории, например, как описанные в книге Есфири, в которых имя Бога никогда не упоминается, но они являются исключением. Более того, даже в этих историях присутствует сильный намек на божественное вмешательство, как когда мудрецы давали советы Артаксерксу (их мудрость должна была иметь какой-то источник), или когда Артаксеркс не мог уснуть и вспомнил о том, что Мардохей спас ему жизнь.