Вадим Кучеренко
Библейские истории
Адам и Ева
Прозрение… Забыть! И никогда не вспомнить.
Но боль в груди: ни крикнуть, ни вздохнуть,
А сердце вырвать – чем пустоту заполнить?
Когда бессмертен ты, так одинок твой путь.
Ах, Ева, Ева, зачем же ты узнала,
Что у Адама ты была второй?
Он только твой, невинная, считала.
Но обернулось знание бедой.
Как жить не веря, мучаясь сомненьем:
Он обманул, и он опять солжет?
Не наслаждаться Еве лицезреньем
Любимого, коль вера в ней умрет.
От плоти плоть, она одно с ним ныне.
Их разделить – изгнать из тела дух
И вынудить скитаться по пустыне,
Не разрешив ему молиться Богу вслух.
Но если так, и в жизни нет отныне
Ни веры, ни надежды, ни любви,
И Евы будущее – слезы и унынье,
Иди в Эдем, там яблоко сорви.
И надкуси, упейся сладким ядом.
Отмщенья миг на вечность обменяй.
Возмездие? Зато с Адамом рядом.
Простить сумеешь – на себя пеняй…
Кто нашептал слова такие Еве?
Спросить забыли и Адам, и Бог.
Один любя, другой, карая в гневе,
О том старался, чтобы мир был плох.
Заботы, и труды, и родовые муки,
И мор, и глад, и смерть в конце пути…
Дыханием Адам ей согревает руки.
– Мой муж, за ревность ты меня прости!
Последний вздох, последнее прощание.
Простил бы Бог, Адам не помнил зла.
Как солона слеза, и тускло звезд мерцание…
Пройдет и боль, как жизнь уже прошла.
Авель и Каин
Пустынен мир. Ни брата нет, ни Бога.
Есть только жизнь, а в ней есть только страх,
Что в день, когда окончится дорога,
Земля отторгнет твой бездушный прах.
Проклятие известь не вправе время.
Быть Каином – не приведи судьба.
Согнуло плечи ненависти бремя.
А кровь такою темною была…
Отныне все твое: стада и земли,
И даже Бог. Завиден твой удел.
Остыла ревность. Запоздало внемли
Рассудка голосу: ты этого хотел?
Простил бы брат. Но Бог иной породы.
За жизнь придется жизнью заплатить:
Пусть бесконечно долго длятся годы,
И мертвый Авель вечно будет мстить.
Рассвет окрасит небо сгустком алым,
Закат напомнит, как обида жгла…
С рождения был Авель славным малым,
С кончиною стал воплощеньем зла.
Плетется Каин, совестью измучен,
И день, и ночь, не ведая куда.
«Не сторож брату я», – ответ заучен,
Как в камне высечен, до смертного одра.
Безумье где-то рядом, у порога.
Переступи – и счастлив будь стократ…
А в небесах о нем, взгляд отводя от Бога,
Кровавыми слезами плачет брат.
Ной
И хлынул дождь; и ночь, и следом день.
А там года как будто и столетья
Идут дожди, жизнь превращая в тень
И обращая время в лихолетье.
Давно уж нет надменных городов
И нищих сел – все сметено водою.
Но некому сказать прощальных слов,
Всех пережить позволено лишь Ною.
А Ною недосуг, ведь молится старик
Весною, летом, осенью, зимою;
На палубе и в трюме; хриплый крик
Терзает небо, требуя покоя.
Нет в жизни смысла, он лежит на дне,
А вместе с ним – привычные заботы.
И все отдал бы, чтоб гореть в огне
Геенны злой, коль нет другой работы.
Молитве рознь молитва; не услышал
Безумца Бог; опять его призрел.
Вода сошла; Ной с сыновьями вышел,
Как только голубь вновь не прилетел.
Поклялся Бог: отныне всех простил,
Плодитесь, размножайтесь, зла не будет.
И радугу над миром засветил,
Чтоб вспомнить о завете, коль забудет.
Так все и было; Ной трудился рьяно,
Жил счастливо, вот только проклял Хама –
Тот наготу отца увидел; Ной был пьяным,
Но сына не простил. И разыгралась драма…
Быть может, дьявол был всему виной –
Припомнил старику безумную молитву,
И то, что род людской умножил снова Ной
И вынудил его с людьми продолжить битву.
Лот
Все тяжелее с каждым шагом шаг.
Не оглянуться; или все приснилось?
– Опомнись Лот, Содом тебе не враг!
Жена понять не может, что случилось.
Но Лот молчит, в душе себя кляня,
Что ненароком ангелов приветил.
Ведь знал Содом; здесь не бывало дня,
Чтоб грех содомский жертву не пометил.
Напрасно чужеземцев в дом впустил,
Народ из ревности на Лота ополчился -
Им дочерей суля, он, кто-то слух пустил,
Мужей прекрасных сам познать решился.
А Лот невинен; был он оклеветан.
Содом же переполнил чашу зла.
Ему, на Лота не простив навета,
Наметил Бог роль отпущения козла.