— Видал! Доселе твёрд в своей непорочности, — рёк самодовольно Иегова.
— Посмотрим, что будет, если забрать у него здоровье, — равнодушно отвечал сатана.
И Иов покрылся проказой от пяток до темени. В те времена проказу лечить не умели и прокажённых изгоняли из города. Вот и Иову ничего не оставалось делать, как сесть в пепел за селением, взять черепицу и скоблить себя. И снова Иов демонстрирует удивительное, прямо ангельское смирение. На весьма эмоциональную реакцию отчаявшейся жены — «похули Бога и умри», Иов отвечает смиренным «неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать».
Бедолагу пришли проведать трое его друзей. То, что они увидели, весьма их впечатлило — они просто не узнали некогда благополучного, здорового и богатого человека. Трое взрослых мужчин «возвысили голос свой и зарыдали». Друзья просидели с несчастным целую неделю, не раскрывая рта. На этом заканчивается повествование 2–й главы. Далее, на протяжении 40 (!) глав идёт промывание мозгов, вперемежку с откровенным бредом и пустопорожней болтовнёй. Кратенько изложим и эти «мудрые и священные» тексты.
Первым нарушил молчание Иов. Он проклял день своего рождения и призвал смерть, считая, что существование «страдальцев и огорченных душею» бессмысленным и мучительным, после смерти же, наступает покой, там все равны и свободны. Он много думает и ищет ответ на вопрос: «Почему его практически абсолютная праведность наказана таким жесточайшим образом»?
Друзья пытаются что — то ответить Иову. Елиафаз утверждает, что наказаний без вины не бывает, что самый безгрешный — это естественно Иегова, который даже «в Ангелах Своих усматривает недостатки», что уже говорить о созданных из праха. И вообще — «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх». Поэтому, надейся на свою богобоязненность и уповай на свою непорочность и не отвергай наказания Всевышнего. Такая проповедь мало чем помогла Иову, и он упрекает друзей за недостаток сочувствия и просит «укажите, в чём я согрешил». Он мучительно пытается понять: где же и в чём именно он нарушил инструкции? Он обращается и к начальству с тем же вопросом: «за что?» Иов хочет понять, что он сделал такого ужасного, чтобы заслужить такое наказание? Ведь он строго и искренне соблюдал всё, что предписывали многочисленные нормы и инструкции. Где же он ошибся?
«Если я согрешил, то, что я сделаю тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником себе, так что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего?» (Иов 8:20–21).
Следующий друг, по имени Вилдад, также отделался общими фразами, типа «Всевышний ошибаться не может — сыновья погибли, значит — виновны», «таковы пути всех забывающих Бога», «Бог не отвергает непорочного». Иов же ни себя, ни своих сыновей виновными не считает и делает вывод, что Богу — всё равно, кого наказывать — «Он губит и непорочного и виновного». Дело усугубляется ещё и тем, что человек не может оправдаться перед Богом — «если я невинен, то Он признает меня виновным» и никто не сможет этому помешать, ибо «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов 9:33). Доведённый до белого каления Иов обращается непосредственно к автору своих несчастий:
«…что Ты ищешь порока во мне и допытываешься греха во мне, хотя знаешь, что я не беззаконник, и что некому избавить меня от руки Твоей? Твои руки трудились надо мною … и Ты губишь меня?» (Иов 10:6–7). «Отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду… в страну… смерти» (Иов 10:20–21).
На этот вопль души третий друг, по имени Софар отвечает вполне в духе «пастырей» всех мастей, что Всевышнего постигнуть нельзя, что суд его справедлив, нужно только отвергнуть свой грех и всё будет ОК, и вообще, пусть Иов радуется, что Иегова не все его прегрешения припомнил.
В общем, друзья не смогли решить этот ребус: если Иов не виновен и не совершал никаких грехов, тогда Бог — несправедлив. А этого не может быть, потому, что не может быть никогда! А если Бог — справедлив (как это всегда утверждается), тогда Иов — виновен, но, Иов же — невиновен! Где же выход? И они, понятное дело, пошли по пути наименьшего сопротивления и обвинили Иова, решив, что он всё — таки где — то, как — то погрешил против добрейшего Всевышнего и наступил ему на любимую мозоль. Вот, к чему привёл недостаток информации — друзья ведь не могли знать о дружеской беседе Иеговы с сатаной и о подленьком приговорчике Иову.
Видя, что друзья лишь отделываются общими назидательными фразами, Иов снова обращается напрямую к Иегове и требует назвать ему его грехи, пороки и беззакония, т. е., он требует соблюдения условий контракта или оглашения форс — мажорных обстоятельств. Он возлагает на него всю ответственность за свои страдания. Хорошо понимая, от кого он получил такие «подарки», Иов, тем не менее, взывает о заступничестве — «Заступись, поручись Сам за меня пред собою!» (Иов 17:3). Друзья ещё по разику выступили, но ничего такого, что реально помогло бы Иову понять, сказать не смогли. Они зациклились на одном: «Свет у беззаконного потухнет», «Веселие беззаконных кратковременно», вернись к Вседержителю, который услышит и спасёт. На это Иов резонно заметил, что «беззаконные», однако ведут вполне комфортное существование, в здравии достигают старости, окружённые детьми и внуками, несмотря на то, что нагло отвергают «пути Господни». И вообще, на свете творится полный беспредел — межи передвигают, стада угоняют, у сирот уводят осла, у вдовы и у нищего берут залог, в городах — разбой и воровство. Собеседники взывают к набожности Иова, они расписывают божие могущество, ещё и ещё раз повторяя, что тот, если захочет, может всё сделать. Но Иову не нужны доказательства могущества Всемогущего. Он в курсе, что «слава Господня» велика, «гром могущества Его» устрашает и подавляет, однако, при всём при этом Иову не понятно, почему бог не применяет это могущество в интересах справедливости? Обозвав своих друзей пустословами, Иов настаивает на своей невиновности, на том, что он вёл достойную жизнь — он благосклонно относился к нуждающимся, пользовался авторитетом, уважением и доверием.
Он хочет понять и требует, чтобы Всевышний ответил ему и готов понести наказание, если он грешил похотью, лукавством, прелюбодеянием и пренебрежением других, самолюбием, скупостью, идолопоклонством, мстительностью, негостеприимством, лицемерием, похищением земли. Тут, откуда ни возьмись, на сцене появляется четвёртый знаток божьих привычек — некий Елиуй, который раскритиковал и Иова, потому, что тот «оправдывал себя больше, чем Бога», и его друзей, потому что те не нашлись, что ему ответить. Он, дескать, несмотря на свою молодость, весьма искушён в этих делах и берётся сполна ответить на все непонятные вопросы. Итак, Бог — выше человека; отчёта в своих действиях никому не даёт; тем не менее, он общается с человеком, когда тот спит, либо через болезнь. В случае, если у человека есть ангел — хранитель, указывающий ему путь, Бог может смилостивиться и возвратить человеку его праведность (что бы это ни значило). И снова, «Не может быть у Бога неправда»; «Бог велик и мы не можем познать Его», взять хотя бы дождь; наказываются только беззаконные, покайся, попроси прощения, благоговей и трепещи…
Иегова, видя жалкие попытки неумелых «адвокатов бога» объяснить его «божественный» замысел, взялся за это дело сам. Для пущего эффекта, он отвечал из бури. Начал он весьма агрессивно: распушил перья, начал хорохориться и яростно вопрошать: ты кто такой, что позволяешь обращаться ко Всевышнему со всякой чушью? Где ты был, когда я создавал всё вокруг? Подчёркивая ничтожность Иова и возвышая себя на его фоне, Иегова орал дальше: не я ли затворил море, когда оно вышло из берегов, не я ли повелеваю зарёй? Распаляясь всё больше, он добивал бедного еврея идиотскими вопросами, о которых тот и понятия не имел: Каковы глубины моря? Что есть смерть? Есть ли у дождя отец? «Из чьего чрева» берётся снег? Как устроено небо и где львицы и вороны берут пищу во время вскармливания потомства?