Цель создания этого синопсиса до конца не ясна, но, может быть, она состояла в том, чтобы указать христианским апологетам на те места, где еврейский текст не поддерживал Септуагинту. В результате гекзаплы дополнили текст Септуагинты и подготовили расширенное текстологическое основание для толкования Священного Писания. Эту цель мог преследовать Ориген, поскольку она соответствует его экзегетической практике комментатора и проповедника. Но гекзаплы также дали Оригену и другим ученым возможность исправить Септуагинту по сравнению с еврейским текстом (например, в темных местах); дополнить её переводом из еврейского текста, если последний был полнее; предупредить христианских ученых о существовании мест, для которых не было параллели в еврейском тексте. Для обозначения тех пассажей, которые принадлежат только Септуагинте, и для тех пассажей, которые добавлены из еврейского текста, Ориген использовал принятые в его время символы: обелиск (†) и астериск (*).
Текст Септуагинты, дополненной фрагментами из Еврейской Библии — иногда отмеченными вышеупомянутыми символами, иногда без них, — получил хождение среди христиан, особенно начиная с IV века, когда распространение Церкви, уже терпимой римской властью, привело к росту спроса на копии Священного Писания [84]. Христиане принимали за норму и еврейскую, и греческую версии Ветхого Завета (при том, что еврейский текст дополнял, но не исправлял греческую Септуагинту, уже ставшую традиционной для христиан). Августин красноречиво описывает такое понимание авторитета Писания:
…За Септуагинтой мы должны признать пророческое превосходство. Ибо тот же самый Дух, Который был в пророках, когда они изрекали Писание, был также и в семидесяти [толковниках], когда они его переводили. Этот Дух по Своей власти мог, конечно, говорить и нечто иное… чтобы и отсюда видно было, что это было делом не рабского труда человека, каким должен был быть перевод буквальный, а делом власти божественной, которая наполнила и направляла ум переводчика… Итак, если в Писании мы должны, как и следует, видеть лишь то, что через людей говорил Дух Божий, то все, что в еврейских кодексах есть, а в Септуагинте отсутствует, все то Дух Божий благоволил сказать не через семьдесят толковников, а через пророков. Все же, что есть в Септуагинте, но отсутствует в еврейских кодексах, тот же самый Дух предпочел высказать через них, а не через пророков, показывая таким образом, что и те и другие были пророками. Ибо точно так же одно изрекал Он через Исаию, другое через Иеремию, третье через иного какого пророка, или одно и то же, но иначе, чрез одного либо другого, как было Ему угодно. Все, что находится у пророков и в Септуагинте, изрек через тех и других один и тот же Дух, но так, что те предшествовали, пророчествуя, а эти следовали за ними, пророчески их изъясняя. Ибо как в тех, говоривших истинное и между собою согласное, обитал один и тот же Дух мира, так и в этих, переводивших отдельно друг от друга и, однако, как бы едиными устами, проявился тот же самый единый Дух (О граде Божием 18.43) [85].
Иероним Стридонский и Вульгата. Среди греков данный подход преобладал, не вызывая серьезной оппозиции. На латинском Западе единственное значительное несогласие с данным принципом выразил Иероним Стридонский, который в своем переводе Писания на латинский язык [86] при работе над Ветхим Заветом следовал в основном Еврейской Библии. Тем не менее даже он включал в библейский канон книги Септуагинты, не обнаруженные в еврейском тексте, и его переводы, которые были скорее исправлением старых латинских переводов, нежели переводами новыми, часто отражают толкования Септуагинты. Предпочтение, которое Иероним оказывал «еврейской истине» (Hebraica veritas), никем не разделялось и навлекало на себя критику, среди прочих и Августина Иппонского. Только со временем Вульгата стала соперницей старого латинского текста (Vetus Latina), но, к примеру, иеронимовский перевод Псалтири так никогда и не использовался в латинской богослужебной практике. Одним из тех, кто впервые начал регулярно использовать Вульгату в своих комментариях, был живший в Англии Беда Достопочтенный (†735).
84
Император Константин Великий, например, затребовал у Евсевия Кесарийского пятьдесят копий для церковного употребления; см.
86
Получившем название «Вульгата» (лат.