15:2. *Фарисеи и законоучители считали недопустимым есть за одним столом с теми, кто исключен из религиозного общества; помимо опасности съесть пищу, с которой не была уплачена десятина, застольное общение означало одобрение образа жизни всех его участников. Глагол «роптали» мог напомнить знатокам Писания о неверии и ропоте Израиля в пустыне.
15:3–7
Заблудшая овца
Иисус адресует три *притчи Своим религиозным обвинителям (15:1,2), используя против них их же оружие и показывая, что они не являются истинными друзьями Бога. *Фарисеи считали профессию пастухов нечистой, и потому неохотно отождествляют себя с героем притчи (но ср.: 2:8—20). 15:3,4. Стадо в сто овец, вероятно, было средней величины. Поскольку пастухи часто пасли свои стада сообща, этот пастух, скорее всего, оставил стадо на попечение товарищей. Тот факт, что они остались ночью на пастбище, указывает на теплое время года. Другие еврейские учителя подчеркивали, что Бог прощает раскаявшихся грешников, но не уделяли внимания тому, что Бог Сам разыскивает грешников.
15:5. Легче всего овцу было нести, положив на плечи так, чтобы ее ноги скрещивались на груди пастуха (ср.: Бог как пастырь Своего народа в Пс. 27:9; Ис. 40:11).
15:6,7. Мораль этой истории такова: подобно тому, как друзья пастуха радуются вместе с ним, когда он находит заблудшую овцу, так и друзья Бога радуются, когда Он возвращает Свою потерю; таким образом, обвинители Иисуса, которых возмущала Его дружба с грешниками, в действительности не были друзьями Бога (15:1,2).
15:8-10
Потерянная драхма
Относительная ценность утраты возрастает в каждой *притче: одна из сотни, одна из десяти и, наконец, одна из двух (15:11). Фарисеи обращали мало внимания на нравственные достоинства женщин, и потому не видели в этой истории ничего, заслуживающего особого внимания (но ср.: 24:1—11).
15:8. Десять драхм — это, по всей вероятности, приданое (ketubah), т. е. деньги, которые принадлежали женщине лично. Тот факт, что у нее было всего десять драхм (это соответствует среднему заработку за десять дней работы), говорит о ее происхождении из малообеспеченной семьи; вероятно, и замуж она вышла за человека небогатого.
«Свеча» — маленькая масляная лампада, которая помещалась на ладони и давала мало света, здесь приносила больше пользы, чем небольшое окно (если оно было вообще) в стене. Каменные полы в бедных домах были сделаны грубо, и в щели между камнями падало много осколков керамики и монет, по которым археологи часто могут определять время, когда люди проживали в этих домах. Подметая комнату, она надеялась услышать звон монеты при ударе ее о каменный пол. 15:9,10. О смысле этой притчи см. в коммент. к 15:6,7. В еврейских преданиях говорится, что ангелы на небесах обычно проявляют большой интерес к действиям Бога на земле; у каждого человека есть по меньшей мере один ангел-хранитель.
15:11–32 Блудный сын
15:11,12. В древности было неслыханным делом, чтобы сын потребовал свою долю наследства у отца заранее; это фактически означало: «Отец я хочу, чтобы ты скорее умер». Подобное заявление не встретило бы понимания даже в наше время, а в еврейском обществе, где повиновение отцу было священной обязанностью сына, эти слова могли рассматриваться как прямой мятеж
(Втор. 21:18–21), заслуживающий принятия самых строгих мер со стороны отца. Тот факт, что отец откликается на просьбу сына, заставляет слушателей воспринимать его как безвольного и неразумного родителя, который потакает прихотям своего безнравственного сына.
Старший сын всегда получал двойную долю наследства; в данном случае он должен был получить две трети, а его младший брат — одну треть общей доли.
15:13. Еврейский закон позволял отцу определять, какая собственность (особенно на землю) отойдет во владение сыновьям; но вступать в наследство они могли только после его смерти: отец был управляющим своими владениями и сам получал доходы с них. Таким образом, сын знал, какое наследство он получит, но официально не мог распоряжаться им, например продать; в данном случае это произошло вопреки всем обычаям и общепринятым нормам.
Многие палестинские евреи эмигрировали в поисках лучшей доли в другие страны с менее жесткими экономическими законами. Младшему сыну, предположительно, было не более 18 лет (он был не женат), и у него был старший брат; таким образом, он не имел опыта управления финансами. Растрату в те времена многие считали страшным злом.
15:14. В древности голод был одним из главных бедствий для экономики страны. (Люди часто рассматривали голод как суд Божий, но в истории, которую рассказывает Иисус, внимание сосредоточено на другом.)
15:15. На этом, как считали слушатели Иисуса, вся история могла бы и завершиться (как любая еврейская притча II в.): сын получил то, что заслуживал, т. е. опустился на самое дно общества — трудно вообразить себе что-либо худшее, чем ухаживать за самыми нечистыми животными. Отныне сын был изгнан из еврейского общества и лишился возможности получать какую-либо материальную поддержку.
15:16. Высказываются предположения, что «рожки» — это плоды рожкового дерева, которые употреблялись в пищу только во время голода, что, по мнению некоторых учителей, и привело Израиль к *покаянию. По другим предположениям, это колючие дикие рожки, которые могли раскапывать только свиньи. Рожки сами по себе неаппетитная пища, а, в сочетании с нечистыми свиньями, сама мысль о возможности питаться кормом для свиней вызывала содрогание у слушателей Иисуса. Тот факт, что блудному сыну приходилось есть этот корм, ясно говорит о его мизерных заработках (ср.: 15:17).
15:17. «Наемники» могли быть либо рабами, либо свободными наемными работниками; в любом случае это свидетельствует о том, что отец его был человеком состоятельным.
15:18,19. Евреи часто использовали слово «небо» как титул Бога. Изголодавшийся сын возвращается в надежде, что отец покормит его как наемника; он еще не раскаивается, что принес бесчестье своему отцу. Учитывая серьезность его греха и растрату одной трети наследия, еврейские слушатели могли воспринимать рассказ о его возращении как невероятную дерзость, а не как смирение.
15:20. То, что пожилой отец, нарушив все традиции и обычаи, отринув свое достоинство, побежал навстречу сыну, показывает, что родственные чувства, особенно после долгой разлуки, сильнее и важнее всех условностей (ср.: Тов. 11:9). Обычная одежда позволяла бежать лишь с поднятыми полами, что и потребовалось сделать отцу, устремившемуся навстречу сыну. Поцелуи были приняты в семье и среди близких друзей.
15:21,22. Лучшая одежда в доме принадлежала самому отцу. Перстень, вероятно, был семейной печатью — символом восстановления сына в правах. Рабы обычно не имели обуви, но в их обязанности входило носить за хозяином и завязывать ему обувь. Тем самым отец показывал сыну: «Ты не слуга, но ты снова сын мой в моем доме». 15:23. Одним теленком можно было накормить целую деревню: таким образом, в этом праздновании должно было участвовать много народу! В знатных семьях часто приглашали на пир целый город, например, по случаю совершеннолетия сына (оно наступало для мальчика около тринадцати лет) или женитьбы сына.
15:24. Древние писатели часто использовали литературный прием inclusio, как бы заключая отрывок, посвященный определенной теме, в «рамку», образованную одинаковыми текстами. До этого места *притча развивалась, как и две предыдущие (15:3—10), но отрывок 15:24–32 заключен в «рамку», которая сообщает развязке притчи дополнительную остроту: старший брат представляет религиозных обвинителей Иисуса (15:2).