Представим себе хороший, особенно хронологический указатель метеорологической литературы.
Год за годом он фиксирует нарастание количества книг и статей. В каталогизационных записях сменяются авторы, появляются новые темы, новые термины, новые страны, районы и географические пункты, Выясняется последовательность и преемственность изучения. Каждая книга и статья фиксирует определенный шаг вперед, а в порядке исключения в некоторых случаях застой или даже шаг назад. Все это -- материал для истории развития метеорологий.
Если же мы имеем такой же указатель, но с аннотациями, написанными специалистом, то еще шире развертывается картина развития метеорологии, как науки.
Если кроме обычных адресных сведений, необходимых для научно-производственных целей специалисту, мы добавим в каталогизационных записях издателей, типографии, тиражи, мы увидим центры издания метеорологической литературы, узнаем учреждения и лица, оказавшие содействие ее опубликованию, увидим также степень распространения этой литературы, ее читаемость и потребность в ней.
Библиография метеорологической литературы, таким образом, не только дает материал для изучения физических явлений в атмосфере, но и для истории культуры.
До истории культуры узкому специалисту-метеорологу мало дела; ему даже мало дела и до истории его науки (известно, как еще недавно наблюдалось пренебрежительное отношение со стороны некоторых специалистов), но это не столь важно: независимо от этого явления остается незыблемым положение, что никакая наука успешно не может развиваться без изучения своей истории.
Капитальная "Puschkiniana" А. Г. Фомина в моих глазах -история пушкинской литературы, история изучения и популяризации Пушкина. Только в этой истории особый стиль, именно стиль библиографический.
Окинем взглядом специальные библиографии всех наук, и мы увидим, как развивалась литература каждой науки и всех наук вместе взятых, мы увидим, как развивалась каждая отдельная наука и наука в целом. Мы увидим, какими путями научные знания шли в массы и можем увидеть, как воспринимали их массы, делегируя в научные ряды все более и более широкие круги своих представителей. Этот полезный вопрос освещает биобиблиография. В данном отношении весьма поучителен двухтомный труд А. П. Богданова "Русская зоологическая наука за 25 лет", изданный в 80-х и 90-х годах. Этот труд А. П. Богданова представляет собой биобиблиографический словарь русских зоологов. Таким образом один из крупнейших натуралистов мыслил библиографию своей науки как историю этой науки.
Назову еще пример. В последние годы Академия наук СССР издает обширный многотомный труд академика В. А. Обручева "История геологии Сибири". Этот труд значительно отличается от названного труда А. П. Богданова. Списки литературы занимают в нем очень небольшое место в конце каждого тома. Но вчитайтесь в текст данной книги и вы увидите, что эта история геологии Сибири неотделима от библиографии литературы по геологии Сибири.
Лучшей иллюстрацией моей мысли является классический труд П. П. Пекарского "Наука и литература при Петре Великом" (Т. 1 -- II, Спб., 1862). Этот труд всецело исторический. Сам автор рассматривает свой труд, как историю просвещения в Петровскую эпоху. А ведь половину этого труда занимает библиография литературы, изданной в эту эпоху. Я подчеркиваю -- не библиография литературы о Петровской эпохе, а библиография книг, изданных в эту эпоху. Библиография не только по общественным вопросам, а по всем отраслям знания -- по математике, физике, технике и т.д.
Вся эта литература в глазах Пекарского (и всех читателей) является историческими документами Петровской эпохи, культурно-историческими памятниками.
Одна библиография не является всей историей какой-либо науки и всех наук, -- она часть истории наук и науки в целом.
Она не исчерпывает всей истории просвещения, -- но она часть истории просвещения.
Какая именно часть? История печати, история книги, но история, оборванная на самом существенном моменте.
История литературы изучает историю идей -- это верно. Ее интересуют носители идей -- общественные классы и их представители. Библиография это не изучает. Она лишь использует наблюдения и выводы истории литературы, политической истории и т.д. Библиография изучает книгу как источник и как пропагандиста идей.
Ошибка библиографов заключается в том, что (они) хотят во что бы то ни стало обособиться и мыслить библиографию вне других наук, как науку над науками, а дают большей частью посредственные, ремесленного типа справочники.
Застой в библиографии происходит от того, что ее мыслят преимущественно в форме указателей, как сумму справочников по литературе. Это приводит к техницизму, к ремесленности, регистратуре.
Из библиографии выжимается самое существо ее, душится живое дыхание. Книга превращается в мертвую вещь.
Я отнюдь не отрицаю в библиографии форму указателей и справочное значение библиографии, но я думаю, что библиография не ограничивается этим значением, а форма указателей не исключает возможности движения библиографии вперед.