Взгляд из темноты какой-то каморки. Сестринской, кладовки или даже сортира. Все равно, все они здесь полностью налиты темнотой. Девчонка смотрит с жалостью, глаза блестят, наливаясь слезами. Ей-то, уж наверняка, все известно и совсем не страшно. Мертвым не стоит бояться идущего по следам живых. Вот как сейчас.
Скрипит дверь за спиной. Она метрах в пятидесяти. Далеко и очень близко. Бежать, просто бежать, задыхаясь в бесполезности и глупом желании выбраться. Выбраться? Не выйдет, просто убежать, отодвинуть, отсрочить.
Боль радостно просыпается под нелепой повязкой из оторванного рукава. Вцепляется, рвет раскаленными крючками, полосует ледяной ножовкой. Сжать зубы, ковылять, кроша краску стен под рукой. Почти прыгать на одной ноге, кричать, не боясь, что за спиной услышат. В почти сплошной, прыгнувшей отовсюду темноте, к светлому пятну впереди.
Босая ступня наступает в гладко-предательски-холодное, натекшее из рыжей, в наростах, трубы. Свет вспыхивает, отражается на битых стеклянных пробирках, искрящихся по полу. Воздух вылетает от удара об плитку, на миг боль отодвигает все, на крохотный миг, сгорающий от вспыхнувшего огня. Лицо, руки, босая нога, разрезанная ткань и кожа, грудь с животом, все горит, внутри, под желающим встать телом, звонко хрустит осколками стекла, ставшими совсем крохотными.
Остается ползти. Удар выбил все оставшиеся силы, вытекающие через сотню порезов красным тягучим следом. Ползти, ползти на свет.
Свет снова моргает, мечется сумасшедше-вспыхивающими и давно мертвыми лампами.
За спиной, тихо и не торопясь, хрустит смерть.
Голливуд сделал бы ее тонкой, с длиннющими ногами, смертельно-притягательную, с текуще-плачущей подводкой глаз, безумно блестящих над маской. Халатик прикрывал бы только задницу, да и то едва-едва, а в низком вырезе блестела бы идеальная грудь. Но это западные ужасы, а не наше родное.
Зеленоватая, как проклятые стены, брючная форма. Мягкая невысокая шапочка, одноразовая маска, смешная, с заметными даже с пола, цветочками. Тапочки на мягкой толстой подошве, не стекло и содранная краска, шла бы бесшумно. Самые обычные, ничем не подведенные, глаза.
Она в паре шагов. Смотрит, поднимая правую руку и, автоматически-совершенно, поправляет перчатку. Лохмотья перчатки. Лохмотья жутко грязной перчатки из кожи. На кончиках пальцев кожи, блестящей грубыми швами, нет в помине.
Есть толстые длинные иглы. Такими ставят эпидуральный наркоз в позвоночник, загоняя на десяток сантиметров в пучок костной ткани, нервов и спинного мозга. Трубки-шланги, выпирающие бурыми гладкими червями, прячутся за подвернутым рукавом, уходя куда-то в нее, врастая в плоть.
Она наклоняется. Смотрит застывшими глазами в пока живые, безумные, просящие.
Никто не успевает увидеть удара игл. Никогда. Оставшиеся в живых слышат удар. Слышат через дикий, невообразимый и обрывающийся крик.
Свет мечется по вспыхивающим лампам, тянется к еще дышащим. Тень в круглой низкой шапочке скользит по старым стенам.
Раньше - 16
Помните слова мартышки о трансформаторе? Я его нашел. Сам того не хотел, а натолкнулся, когда брел вперед, к выходу. Оставалось у меня 25 процентов здоровья, прижженная культя горела и дергалась, перед глазами расплывалось, но зато не забыл наруч с компасом и тесачину, после поединка еще больше изменившийся. Круто, короче, было, едва ноги волочил.
И чуть не помер.
Пока не заметил странное свечение, идущее от той самой крохотной зеленоватой будки, замеченной чуть раньше. Больше всего свечение напоминало то ли аргон, то ли ксенон из ночных витрин обычных магазинов, знай себе – переливалось красновато-зеленым.
Трансформатор оказался адской смесью арифмометра, самогонного куба, аппарата МРТ и половины 3ПиО из Звездных войн. Верхней половины, оторвавшейся от судоку и неприязненно оглядевшей меня с ног до головы.
- И долго будем стоять и мять?
Что именно мять – не уточнялось, но как-то само собой становилось понятно – что именно. Ноги меня почти не держали, припаленное мясо пропускало и путь отмечался дорожкой из темно-красных капель. Понятное дело, этому говорящему самогонному аппарату на это совершенно наплевать. Хорошо, хоть не добил.
- Залезайте в аппарат. – проворчало говорящее ведро. – Что за люди, а? Ты им предлагаешь сохранить жизнь, улучшение собственных игровых функций и апгрейд с частичной кибернизацией сетевого тела, а они нос воротят! Мне, судя по вашему мнению, милейший, заняться совершенно нечем, верно? Так я себе позволю заметить, что это полная чушь и дел у меня, как у дурака махорки. Так что не заговаривайте мне зубы и вперед, ныряйте, только не забудьте скинуть ваши лохмотья, еще занесете мне заразу какую-нибудь! И нечего тут думать, у вас осталось 15 процентов показателей и понижаются.