– Нет, мадам, это не страшно!.. Ваша Зося холодна ко мне, несмотря на мои страданья, – сказал я, снова целуя неподвижно и покорно стоявшую девушку, – а главное, я…
– Хотите я закончу за вас? – весело прозвучал голос Барк. – Главное, что вы, как Парис…
– …запутался, встретив трех богинь, и вот я…
– …и вот вы просто не имеете яблока, чтобы выбрать свою богиню. При встрече я дам яблоко, а вы передайте его…
– …достойнейшей, – закончил я.
– Любовь слепа. Кто знает, какая женщина или какой мужчина является достойнейшим? К сожалению, мы это узнаем поздно. Иногда слишком поздно! – со вздохом закончила она. – Ну, да что мы с вами ведем такой скучный разговор. Я нахожусь сейчас у прелестной госпожи Янковецкой.
– Передайте ей мой привет.
– Приезжайте сюда и сделайте это сами. Скажите Зосе, чтобы она проводила вас… Как видите, я не ревнива, – засмеялась мистрис Барк.
– Вы просто умны и равнодушны, – сказал я.
– Кто знает, в чем заключается женский ум и где кончается равнодушие… Итак, передайте трубку Зосе, я сама скажу ей.
Я отдал трубку.
– Хорошо… я провожу, – тихо сказала Зося и, вешая трубку, прижалась ко мне. Затем, словно испугавшись своей смелости, бросилась в другую комнату. Спустя несколько минут уже в пальто она вышла ко мне.
– Идемте, пан полковник, – пропуская меня вперед, сказала она.
Мне стало тепло и солнечно от ее лучистых глаз, от нежного тембра голоса и от мягкого прикосновения маленькой руки к моей ладони.
Чтобы быть уверенными, что никто не подслушивает нас, мы пошли пешком.
– Зося, ваш брат скоро будет здесь. Он остановится у меня, вы тогда придете ко мне.
– Пан полковник, поклянитесь мне, что это правда…
– Клянусь!
– Нет, не так!.. А самым дорогим, что есть у вас…
– Клянусь, Зося, победой над врагом и своей солдатской честью!
– Хорошо!.. – медленно проговорила девушка. – Я приду! После нашего разговора я не спала целую ночь. Я задыхалась, мне было и душно, и зябко… Я несколько раз подходила к окну и все думала, думала и думала…
– О чем же, Зося? – тепло спросил я.
– О брате. Я не могу поверить вам, и в то же время не могу не верить. Ведь надежда, которую вы дали мне своим обещанием, единственное, что осталось у меня в жизни… Нет, нет, это не слова, господин полковник!.. Если Яна нет в живых, то незачем жить и мне. Что я сейчас представляю собой?.. Прислуга богатой и своенравной мистрис, девушка без родины, без близких, без семьи, заброшенная водоворотом войны на край земли… И вдруг это письмо о смерти Яна, – голос Зоси дрогнул, слезы побежали по лицу.
– Успокойтесь, моя девочка, – сказал я, – он жив. Вы скоро, очень скоро увидите его. Мы вызвали его сюда.
– Спасибо!.. – глотая слезы и тихо гладя мою руку, проговорила Зося. – Теперь я верю вам. Ведь ничего мне не остается, как верить… И когда я поняла это и переломила свою ненависть к вам, мне стало легко, и я стала ждать вашего приезда, – опустив глаза, договорила она.
– Зося, Ян жив, не верьте этим подлым и грязным людям. Когда вы встретитесь, он вам объяснит сам все это дело. Вы давно служите у мистрис Барк? – после некоторого молчания спросил я.
– Нет, всего два месяца. К ней я попала из миссии…
– Откуда?
– Из польского отделения Международного Красного Креста, или «миссии», как мы, беженцы, называем его. Оно объединило всех полек, бежавших через Румынию и Россию от немцев в тысяча девятьсот сороковом году.
– И давно вы в Иране?
– Как только армия Андерса и все польские гражданские организации пришли сюда… Но зачем вы спрашиваете это? – она удивленно взглянула на меня.
– Чтобы больше знать, ведь я так мало знаю о вас, Зосенька.
– Я не делаю тайны из моей жизни, она так невелика, что ее можно рассказать в двух словах, – грустно улыбнулась девушка. – Когда мы пришли сюда, англичане часть беженцев распределили по местам. Одни уехали в Индию и Ирак, другие пошли на работу, третьи были зачислены во вспомогательный корпус при вооруженных силах, а меня, как владеющую английским языком, назначили преподавательницей английского языка в школу для польских офицеров, но затем совершенно неожиданно послали к госпоже Барк, которой меня рекомендовало начальство из «Красного Креста».
– Где вы научились английскому языку?
– В Варшаве. Я с отличием окончила колледж «Святой Екатерины»… – не без гордости ответила Зося.
– Но… как же вы, учительница, интеллигентная девушка, согласились, извините меня, Зосенька, идти в услужение к мистрис Барк?
– Что же было делать? Занятия в школе прекратились, быть просто беженкой я не хотела, тем более, что особенно церемониться со мною не стали бы. Труда я не боюсь и, уверяю вас, что мне у госпожи Барк во много раз легче и спокойнее, чем было в офицерской школе. Госпожа Барк никогда не давала мне понять, что я ее горничная или камеристка. Она тактична, воспитанна и мила со мной, у меня есть и свободное время и, правда, небольшие, но свои деньги. У меня есть платья, госпожа Барк сразу же одела меня, ни разу не дав мне почувствовать этого великодушного жеста. Я должна прямо сказать, что при всех странностях, окружающих меня, я дорожу моим местом…
– Каких странностях, Зося? – спросил я.
Девушка опустила голову, и мы молча прошли добрых два десятка шагов.
– Не спрашивайте меня, я ничего не отвечу вам, пока не увижу Януся… Я не могу идти против своей совести…
– Ну, а когда Ян будет с нами?
– Тогда… тогда и я буду с вами, – взволнованно прошептала она.
Я взял ее под руку, и она доверчиво прижалась ко мне.
Навстречу шел толстый иранец в мягкой шляпе и накидкою в руках. Я нагнулся к самому уху девушки и довольно громко сказал:
– Но такой красотки, как вы, я не видывал… даю честное, благородное слово!
Прохожий был уже далеко, когда я с тем же развязно-ухажорским видом шепнул Зосе:
– Не подумайте, что я сошел с ума!
– Я понимаю вас, пан полковник, – отодвигаясь от меня и кокетливо улыбаясь, ответила она.
Так, шутя и смеясь, мы дошли до отеля «Англетер», в котором жила госпожа Янковецкая.
Номер, который занимала она, был хотя и двойной, с нишей и альковом, над которым пышно распростерся балдахин, но всем своим разнокалиберным убранством, типично отдельной обстановкой подчеркивал временное пребывание в нем своей жилички. И если, квартирка мистрис Барк была одновременно и изящным дамским будуаром и строгим деловым кабинетом журналиста, то жилище госпожи Янковецкой носило характер дорогого, но все-таки обыкновенного гостиничного номера.
Обе дамы любезно встретили меня. Зося хотела удалиться, но мистрис Барк удержала ее.
– Я имел удовольствие познакомиться с вашим волшебником, господином Го Жу-цином, – сказал я. – Оказывается, сеанс в прошлый раз не состоялся только потому, что некий сержант, кстати сказать, мой подчиненный, побил бедного волшебника. Я не без сочувствия говорю это, так как этот забияка – огромный мужчина атлетического сложения, а бедный китаец показался мне тщедушным и хилым человечком.
– Этот драчун ваш служащий? – поднимая брови, удивленно спросила мистрис Барк.
– Был им, так как после этого хулиганского поступка мы откомандируем его обратно в Россию. Между прочим, ваша Зося знакома с ним… Это ваш знакомый сержант Сеоев, – обращаясь к молчащей девушке, пояснил я.
Зося чуть опустила голову и слабо улыбнулась.
– Он хороший и не злой человек, – сказала Зося, – мне даже странно, что он мог так избить этого китайца.
– Безобразный скандал, о котором даже и не хочется вспоминать… Фокусник выздоровел, Сеоев изгнан, а на его место прибудет другой, менее драчливый солдат.
Спустя несколько минут Зося ушла.
Генриэтта Янковецкая готовила чай, а мы с мистрис Барк договаривались о будущем посещении Го Жу-цина.
В дверь постучали, вошли три офицера, один из них был тот самый юный и чопорный лейтенант, который сопровождал мистрис Барк на базаре. Мы раскланялись. Разговор стал живым и общим.