Был уже поздний вечер. За окнами сгустились сумерки.
— Выступаем сейчас, — помолчав, тихо добавил Пантелеев.
8.
КОЧЕРГИНА вместе с несколькими милиционерами Пантелеев оставлял в городе.
— Будешь тут за меня…
Начальник розыска угрюмо молчал.
— Так надо, — сказал Пантелеев, — понял? Нельзя тылы ослаблять.
Кочергин кивнул, но смотрел в сторону.
Василий Матвеевич рассердился.
— Что ты, ей-богу, как барышня, губы надул. Оставляю потому, что верю — порядок без меня здесь будет, понял?
— Я ничего, — нехотя произнес Кочергин, — я так… Обидно все-таки…
— Обидно, обидно… Ты все там обеспечил? — Еще раньше он приказал Кочергину, чтоб никого вечером в милицейском дворе не было.
— Чисто.
Пантелеев подошел к окну. Ночь была темная, беззвездная. И вдруг возле конюшни мелькнул огонек.
— Кто там? — быстро обернулся к Кочергину Василий Матвеевич.
— Демьяныч, видно, крутится. Воронок твой что-то занедужил, старик и решил заночевать.
— Решил… — проворчал Пантелеев. — Что, ему ночевать негде?
— Так за Воронком хочет приглядеть, подлечить…
Новиков все это время молчал. Но тут подал голос:
— Не его это дело — жеребцов лечить. Тут ветеринар нужен…
— Вот-вот, — согласился Пантелеев, — конечно, не дело. Завтра ветеринара вызови. Ну, пошли? — обратился он к Новикову.
Группа выходила из здания по одному. На улице расходились в разные стороны. Лошадей не брали — рассчитали, что за три часа до Борового и пешком успеют. Собраться должны были в заброшенных разработках за кирпичным заводом. Действовали скрытно, надеялись, что застанут бандитов врасплох. Конечно, если они действительно избрали своей базой Боровое.
…Двигались оврагами, а затем по просеке Хомутовского леса, отряд вышел к Боровому. Вел его один из местных жителей, молчаливый, однорукий мужик. Это он привез в Кромск известие, подтвердившее гибель разведчика. Но сказать точно, в селе ли бандиты, не мог. Не знал.
Церковь чернела на площади, как громадный холм с остроконечной верхушкой. Справа от нее стоял дом священника.
Бесшумно окружили дом. Он был немалый, в восемь окон, с многочисленными надворными постройками.
Единственный пулемет установили на паперти — отсюда хорошо просматривалась площадь, ворота поповского дома, подходы от реки.
К Пантелееву подвели испуганного церковного сторожа. Увидев одноглазое лицо с черной повязкой, старик в ужасе прошептал:
— Помилуй, господи…
— Ты, дед, коленками не стучи, — негромко посоветовал Василий Матвеевич, — никто тебе смертью не грозит, перед тобой не бандиты, а рабоче-крестьянская милиция. И она просит тебя помочь. Иди и вызови попа. Скажи, что в церковь кто-то залез или еще что, но чтоб поп вышел и не догадался ни о чем. Много в доме людей?
— Откуда мне знать, — пробормотал сторож, все еще со страхом поглядывая на Пантелеева, — меня в дом не пускают, я…
— Ладно, все понятно, иди.
Новиков молчал.
— Значит, так, — обратился к нему Пантелеев, — дверь отворяют, я вхожу, ты прикрываешь. Далее по обстановке.
— Не пойдет, — быстро возразил Степан Яковлевич, — по плану входим вместе…
— Обоим лезть на рожон — дурость, — пробурчал, не соглашаясь, Василий Матвеевич, — следом пойдешь…
Сторож взошел на крыльцо.
— Давай, дед, — грозным шепотом потребовал Пантелеев. Они с Новиковым прижались к забору и были не видны.
Старик постучал так робко, что этот стук походил на царапанье кошки.
— Ну! — прошипел Василий Матвеевич.
Сторож забарабанил по двери кулаком.
В окнах мелькнул свет. Кто-то шел со свечой — огонек метался в темных стеклах, будто сбиваемый ветром. Стукнула форточка.
— Кто там? — голос был тонкий и хриплый со сна, не поймешь, то ли мужской, то ли женский.
— В церкви ходит кто-то! — закричал сторож. — Чужой, видно!
— Сейчас выйду, — на этот раз голос был чистый, без хрипа и явно мужской.
Прошло несколько минут. За дверью послышались шаги, загремели запоры, и на крыльце появился высокий, бородатый мужчина в плаще и шляпе. В руке он держал фонарь со свечой.
Пантелеев быстро шагнул в коридор. Его сразу же поглотила тьма.
— Фонарь захвати! — услышал Новиков и, молча выхватив у бородатого фонарь, метнулся вслед за Пантелеевым.