— На работе, сынок, на работе. Пришел он рано. Я аккурат на часы взглянула, а тут звонок, Сережка, значит, пришел. А на часах-то без пятнадцати пять как раз было, я и запомнила.
— Понятно. А про Дробота, значит, ничего не слышали.
— Ничего не слышала. А Сережка как пришел, так и лег сразу, и лежал весь вечер.
— Спасибо, Полина Владимировна, пойду еще у кого-нибудь порасспрашиваю.
Полина Владимировна проводила Стефанова до двери и долго потом щелкала за его спиной замками. По соседям участковый инспектор не пошел, поскольку ответ на свой вопрос получил и необходимо было об этом доложить товарищу Садовникову.
Однако, выйдя из подъезда, он вынужден был задержаться. На лавочке, несмотря на январскую стужу, сидела бабушка Никитина. Она жила на первом этаже, и окно ее комнаты выходило прямо к подъезду. Целыми днями просиживала старушка или у окна, или на лавочке. Бабушка Никитина точно знала, кто и когда пришел с работы, в каком виде, что купил, у кого были гости, в каком часу разошлись, кто чем болен, к кому приходил доктор, что прописал. Одним словом, она являлась источником самой различной информации о соседях, их делах.
— Здравствуйте, бабушка, — вежливо поздоровался Стефанов.
— Здравствуйте, здравствуйте! — охотно откликнулась старушка. Чувствовалось, что, сидя в полном одиночестве на холодной лавочке, она очень тосковала по собеседнику. — Чего это к нам в гости пожаловал? Чай, провинился кто или ребятишки набедокурили? Эти-то могут… Раньше за малые провинности родители ох как наказывали. Боялись мы их. А теперича старшие сами вытворяют невесть что, и дети в них идут…
— Это кто же вытворяет?
— Да есть у нас тут… С виду-то вроде порядочные, одеты прилично, а на самом деле…
— В вашем подъезде, бабушка, люди неплохие живут.
— Я разве хаю их? — вскинулась Никитина. — Конечно, люди у нас хорошие… Только не все. Взять Сережку Полякова. Ничего не скажу, справный мужик. И дом у него обихожен, и жена видная, а за дитем присмотру нет. Мать-то его, Полина, разве может с внуком управиться? Где ей, старухе! Тут стражник с ружьем и тот отступится.
— А что Поляков? — насторожился Стефанов. — Парень действительно неплохой. Работящий, трезвый, болеет вот только.
— Это кто, Сережка трезвый? Да я намедни видела его пьянее вина, домой еле пробирался.
— Когда же это было?
— А вот третьего дня и было. Идет, лыка не вяжет, ноженьки одна за другую заплетаются, сообразить ничего не может, а насмешки строить пытается. Я ему говорю, мол, вечер добрый, Сережа. А он отвечает: «Здравия желаю, товарищ часовой!»
— Постой, постой, бабушка, — перебил ее Стефанов. — Когда, говоришь, ты его видела-то?
— А вот третьего дня и видела. Да что он, первый раз, что ли? Каждую неделю пьян бывает.
— Третьего дня, это значит четвертого января?
— Может, и четвертого. Я в численник не смотрю, чтобы каждого алкаша отмечать.
— Вы говорите, он не один был?
— Не один, с дружком своим закадычным, таким же выпивохой.
— А во сколько примерно вы их встретили-то?
— Да вечером уже. Чайку я попила и вышла перед сном воздухом подышать. Тут они и заявились.
— Ну, а во сколько вы, бабушка, чайку-то попили? — взмолился Стефанов. — Сколько примерно время-то было?
— Точно не скажу, а только когда я чай пила, по телевизору малышам спокойной ночи говорили.
— То есть вы их встретили около половины девятого вечера, причем Поляков был с товарищем и оба нетрезвые так?
— Пьянущие оба и безобразные, — с удовольствием согласилась Никитина.
— Ну, вот что. — Стефанов выпрямился и принял сугубо официальный вид. — Гражданка Никитина, вы приглашаетесь для дачи свидетельских показаний. Сейчас поедете со мной.
— Да ты что?! — испугалась старушка. — Куда это я поеду? У меня дел-то еще невпроворот. Да и в чем это я провинилась-то? Никого не трогаю, живу тихо, спокойно, люди от меня одно добро видят, хоть кого спроси…
— Не волнуйтесь, гражданка Никитина. — Стефанов уж и сам не рад был, что так официально повел разговор. — Ни в чем вы не виноваты. Наоборот, ваш рассказ очень поможет одному хорошему человеку. Мы только к нему съездим, а обратно я вас на машине подвезу. Времени на это уйдет немного, а дело важное сделаете, государственное.
— Ишь ты, государственное, — недоверчиво протянула бабушка Никитина. По ее тону чувствовалось, что такая перспектива ее устраивает.
— Именно государственное, — поддержал идею Стефанов. — Наше руководство вам спасибо скажет, а может, даже и грамотой наградит.
Против грамоты бабушка Никитина устоять не могла. Она небрежно бросила участковому инспектору: