Вскоре Мосляков понял, что работа в кадрах — золотое дно. От него зависело многое: перемещения по службе, распределение жилья и даже такие мелочи, как оформление отпусков, посылка на учебу, поездки для изучения опыта. Именно эта сторона кадровой работы, понял он, могла дать определенную добавку к окладу.
И он поначалу робко, будто в шутку, намекал кому-нибудь из уходящих в отпуск мастеров, что «было бы не плохо, как водится…». Потом однажды взял деньги за содействие в продвижении по службе. Так и пошло. Иван Арсентьевич развернулся в полную силу.
Года три он жил в свое удовольствие. Заново отделал квартиру. Выложил кухню, ванную, туалетную комнаты изразцовой плиткой. Убрал с пола линолеум и застелил его древесно-волокнистыми плитами. Раздобыл новую мебель, импортные обои, паласы, ковры. Да и старый родительский дом в деревеньке неподалеку от Энска стал, как игрушка.
И все это почти бесплатно, с помощью доброхотов, которым Иван Арсентьевич тоже где-то помог, где-то подтолкнул, а то и просто замолвил словечко. Особенно старался для него Федор Лукич Горбов, когда-то рядовой снабженец, которого Мосляков сумел «двинуть» в замы начальника отдела снабжения.
К тому времени Иван Арсентьевич осмелел или, вернее, обнаглел и уже открыто требовал взятки. В конце концов все эти дела вышли наружу и ему указали на дверь. Правда, без шума: руководство завода не хотело огласки. Ведь речь шла о коммунисте, бывшем фронтовике, орденоносце. Как-то неудобно такого заслуженного человека увольнять по статье! А Мосляков, получив возможность уволиться «по собственному желанию», тут же попытался пристроиться на кадровую работу в другом предприятии, но номер не прошел: новое начальство, видимо, воспользовалось телефоном и переговорило с его прежним руководством. Так что уверенный в успехе Мосляков получил вежливый отказ.
Тогда он вспомнил, что существуют военкоматы, что он, хотя и отставной, но офицер и пошел к горвоенкому. Полковник, понятно, не стал наводить никаких справок по месту прежней работы Мослякова. Обращение к «гражданским» он считал ниже своего достоинства. Горвоенком видел перед собой нуждающегося в его помощи офицера, ветерана войны. И он помог ему. Мослякова назначили начальником штаба гражданской обороны на крупный завод. В окладе Иван Арсентьевич даже выиграл. Но вскоре понял, что из гражданской обороны шубу не сошьешь. И затосковал. А затосковав — запил. Был, был у Ивана Арсентьевича и этот грешок.
Дело кончилось тем, что его снова уволили. А потом умерла жена и жизнь старика покатилась под откос. На работу устроиться он уже не пытался, опускался потихоньку, пил, ходил грязным, небритым.
Однажды, в минуту тяжелейшего похмелья, к нему неожиданно нагрянул Горбов, его давний знакомец. Нагрянул не один, а с двумя приятелями.
Стояла зима, крутая, морозная. Иван Арсентьевич зажег свет в прихожей, окинул гостей взглядом. Что ж… Люди солидные. Хорошие меховые шапки, пальто — драп, велюр… И ему стало стыдно за свой довольно затрапезный вид, за грязную квартиру…
Самый молодой из троих, хорошо сложенный черноглазый красавец, снисходительно улыбнулся:
— Не смущайтесь, Иван Арсентьевич, чистота не главное! Мы людей ценим не за это.
А самый старший, седоватый, худощавый, но еще довольно крепкий, согласно покивал.
— Мы, собственно, ненадолго, — сказал Горбов.
Иван Арсентьевич взглянул на него. Тот стоял за столом против Мослякова, двое других устроились на диване.
— Вот что, Иван Арсентьевич, — продолжал Горбов и круглое лицо его с чуть отвисшими, полными щеками напряглось и немного посуровело. — Пришли мы к тебе с деловым предложением… Как ты знаешь, в стране идет перестройка. Если отбросить словесную шелуху, то получится — надвигается новый нэп. Стали нужны деловые люди: с умом, с деньгами, инициативные…
— Короче, мы решили организовать кооперативное кафе, — сказал молодой. — Как это уже делается в Москве, в других городах.
— Кто это «мы»? — спросил Мосляков.
— Мы — это знакомый ваш Федор Лукич Горбов — раз, далее — большой специалист кулинарного искусства Виктор Сергеевич Курбатов — два, — при этом молодой мотнул головой и указал на пожилого соседа. — И наконец, ваш покорный слуга — Валентин Осипович Загоруйко.
— И как же вы думаете провернуть такое дело? — поинтересовался Иван Арсентьевич.
— Каждый из нас, — ответил Загоруйко, — внесет вступительный взнос — десять тысяч рублей. На эти деньги надо арендовать помещение, приобрести инвентарь, нанять служащих, организовать производство.