— Ну чего ты встал, — недовольно проговорил Горбов. — Нина Семеновна тоже член кооператива, мы к ней по делу. Пойдем…
Она, видимо, услышала голоса, приподнялась, посмотрела на них долгим, немигающим взглядом, и Загоруйко показалось, что она смотрит только на него, прямо в душу и видит в ней все-все.
И он шагнул вслед за Горбовым в садик, аккуратно прикрыл за собой калитку.
— Здравствуйте, Нина Семеновна, — пропел Горбов. — А мы с Валентином Осиповичем к вам.
Она ленивым движением протянула руку к халатику, лежащему рядом, и все так же лениво, давая гостям вволю полюбоваться своей наготой, накинула халатик на плечи, медленно встала и медленно запахнулась.
— Виктор Сергеевич здесь? — беспечным тоном спросил Горбов.
— Нет, Виктор Сергеевич в городе, — ответила она и вновь скользнула взглядом по Загоруйко.
— А я решил соблазнить Валентина Осиповича, — счел необходимым объяснить свое вторжение Горбов, — показать ему дачу. Думаю: может быть, и он разорится, купит вот такой же участочек где-нибудь поблизости от нас с вами…
— Пожалуйста, пусть смотрит, — сказала она с деланным равнодушием.
— Да я уже все видел, — выдавил из себя, наконец, Валентин.
Он казался сейчас себе жалким, нескладным, каким-то пришибленным, что ли. Он удивлялся только тому, как этого не замечают другие. А Нина Семеновна уже подошла к нему, взяла под руку, сделала шутливый широкий жест, каким опытные экскурсоводы привлекают внимание экскурсантов.
— Участочек небольшой, Валентин… Осипович.
Равнодушие, естественное или наигранное, теперь исчезло, голос ее стал другим: звучным, глубоким, зовущим. Валентин заметил это. Уловил он и мгновенную паузу, возникшую, когда она к его имени все-таки добавила отчество. «Это она сделала для Горбова, из приличия, а сама хотела назвать меня просто Валентином…» — радостно подумал он, и этот пустяк показался ему сейчас очень многозначительным и важным.
— Участочек небольшой, — повторила она, — но посмотрите, какой красивый и уютный: вдоль забора — малина, а вот — черная смородина. И какой замечательный сорт: ягоды крупные, ну, прямо виноград.
Она продолжала говорить, и он отвечал ей, не думая, первое, что приходило в голову, потому что почувствовал, что ее рука тоже что-то говорит ему, будит в нем мучительно-сладкие чувства. И он осторожно, нежно прижал эту руку к себе. И замер. Он даже, кажется, пропустил конец ее рассказа и очнулся от дурмана только тогда, когда Горбов поблагодарил ее «за такой живописный рассказ…».
После этого они молча возвратились на горбовскую дачу. Допили вторую бутылку «минералки», доели грибы и другую снедь, которая нашлась у Федора Лукича и осоловевшие вышли в садик. Присели на скамеечку и закурили.
День угасал. Время на даче пролетело быстро.
— Ты извини, Валентин, отвезти тебя в город сейчас не могу. Сам знаешь, как теперь строго — под мухой за рулем…
— Наслышан, — почти радостно откликнулся Загоруйко. — Только обо мне, Федор Лукич, не беспокойся. Автобусную остановку я по пути сюда приметил, не заблужусь.
— А я здесь переночую. А то оставайся. Место найдется.
Но Загоруйко отказался, и Горбов проводил его до калитки. Валентин еще несколько минут шагал в направлении автобусной остановки и только потом резко повернул обратно. Он крадучись миновал дачу Горбова и подошел к заветному дому. Дверь неожиданно распахнулась, перед ним была Нина.
— А я уж заждалась, — прошептала она, покрывая поцелуями его глаза, щеки, губы. — Заждалась…
Валентин увлек ее в домик. И ни он, ни она не заметили притаившегося за калиткой Горбова.
«Ну, кажется, все в порядке…» — подумал, тот и, разом потеряв интерес к происходящему, повернул к своей даче. Замысел удался: отныне, с его помощью, два компаньона — Загоруйко и Курбатова вступили в союз против третьего.
Младший лейтенант Левин
Я так и не сказал капитану, что кафе «Южное», этот чертов кооператив, сидит у меня в печенках. У меня с ним свои счеты и свои отношения. Да стыдно было бы рассказывать, потому что это был бы рассказ о нескладной любви. Не чьей-то, а моей. Рассказ о девчонке — глупом мотыльке — полетевшем, как на огонь свечи, в это самое кафе.
Именно тогда я решил в первый раз посмотреть на кафе изнутри. До этого мне приходилось закусывать в прежней «Весне». Запомнился тесный, неопрятный зал, очередь у кассы и неистребимый грубый запах кухни. И еще посетители: вечно куда-то спешащие, непритязательно одетые. Они торопливо съедали первое и второе, запивали все это неизменным, мутноватым компотом и тут же исчезали, уступая место другим.