Выбрать главу

Он покачал головой и сказал:

— Придется сигнализировать, младший лейтенант Левин! Порядок нарушать нельзя никому. И нам с вами — тоже.

Словом, я вынужден был ретироваться. Не вступать же в единоборство с сержантом, да еще когда четыре свидетеля могут потом подтвердить все, что изобретет фантазия Загоруйко.

Так бесславно закончилось еще одно посещение кооперативного кафе «Южное».

Иван Арсентьевич Мосляков

Услыхав от Загоруйко об убийстве Курбатова, Иван Арсентьевич Мосляков почувствовал, что его, кроме страха, охватило великое сомнение. «Ну, черт же меня дернул с ними связаться! — пронеслось в его голове. — Ни за что деньги платить не станут. А мне платили и платят для того, чтобы за моей спиной прятаться. А, собственно, что я знаю о них: об этом Загоруйко, об убитом Курбатове? Я знаю только Горбова. И, прямо скажем: имею о нем не лучшее мнение…».

Между тем Загоруйко, усевшись за стол, бросил на Мослякова твердый холодный взгляд. На лице его явственно обозначились скулы, стрельчатые брови угрожающе сдвинулись к переносью.

— Сейчас, Иван Арсентьевич, речь идет не о Викторе Сергеевиче. Он уже в морге. Нина Семеновна подала заявление в милицию и началось следствие…

При слове «следствие» у Мослякова побежали по спине мурашки. Он, слава Богу, прожил жизнь ни разу не столкнувшись с милицией, прокуратурой, следствием. А тут… И он поморщился.

— Да, так вот, началось следствие, — не обратив никакого внимания на страдальческое выражение лица Мослякова, твердо повторил Загоруйко. — А тут такая ситуация: Горбов в Бубновском районе. Телеграфный вызов я ему послал, но приедет он только к вечеру. К Нине Семеновне сегодня приезжает мать, ну и вообще у нее иные хлопоты. Остаемся мы с тобой, Иван Арсентьевич.

— Почему это я? Я к Виктору Сергеевичу никакого отношения не имею. Да я его, по существу, и не знаю. Кто его убил, за что его убили, мне неизвестно. И нет мне до этого никакого дела.

Загоруйко усмехнулся, нехорошо как-то, зло усмехнулся, и сказал:

— Скорее всего, это сработали его старые, еще московские дружки, Иван Арсентьевич. Говорят, что у Виктора Сергеевича нашли в кармане иностранные деньги — валюту. Понимаешь?

— Валюту! — вскричал Иван Арсентьевич. — Значит, Виктор Сергеевич — валютчик?

— Может быть, и валютчик, — деланно-равнодушным тоном ответил Загоруйко, — но дело не в том. Надо принимать меры, Иван Арсентьевич.

— Какие меры?

— Чтобы тень следствия не пала на нас, на кафе, чтобы в городе не поползли слухи.

— А я-то тут при чем?

— Ну, как же, ведь это вы — председатель кооператива. Ведь это вы (Загоруйко даже перешел на «вы») за все отвечаете, милейший. Я — рядовой член, а вы — председатель. Понимаете? — и Загоруйко, для большей убедительности, потряс перед носом Мослякова указательным пальцем.

Мосляков совсем перепугался. «Вон оно что! Значит, когда прибыли делить — они сами с усами, а когда человека убили, то они рядовые, а мне за все отвечать? Ну, уж нет!». И Мосляков решительно замотал седой головой:

— Нет, Валентин Осипович, нет, уважаемый. Вы сами говорили, что я — председатель для «представительства», для видимости, значит, а все дела вы всегда вершили сами. Вот и продолжайте.

— Да чего же ты перепугался, фрайер несчастный? — опять перешел на «ты» обозленный Загоруйко. — Тебя о чем просят: сходить в горсовет, к председателю и заявить протест.

— Какой еще протест? — завопил Мосляков, почувствовавший в эту минуту полное отвращение ко всякому «представительству».

— Надо заявить протест на действия милиции. Ее сотрудники являются переодетыми в кафе, организуют слежку, отпугивают посетителей.

— Ах, за вами, оказывается, следят? — воскликнул Мосляков. — Ну, знаете! Милиция без причин следить ни за кем не станет.

При этом он подумал, что может «ввиду открывшихся новых обстоятельств» уволиться с должности липового председателя «по собственному желанию». И все. И он успокоился.

Перемена в настроении Мослякова не ускользнула от внимания Загоруйко. Валентин прищурился, притенил ресницами пылающий взгляд и негромко, с угрозой сказал:

— Ты только не вздумай хвостом вилять, Иван Арсентьевич. У нас эти номера не проходят!

— У кого это у «нас»? У кого?! — взорвался Мосляков.

— Не будем уточнять, — жестким тоном оборвал Загоруйко. — Давай-ка лучше собирайся. Приоденься — и в горсовет. Время еще есть. Давай!

— Никуда я не поеду! — решительным тоном возразил Мосляков. — И вообще, я отказываюсь быть председателем, увольняюсь по собственному желанию. С сегодняшнего дня. Немедленно. Я ветеран, пенсионер… Хочу работаю — хочу нет. Это мое дело.