— Загоруйко брать надо, Тимур Иванович! Брать!
— Так сразу и брать, — с сомнением покачал головой Левин.
И тогда Сергей с подробностями и личными отступлениями рассказал, как он вчера ездил на дачу, про встречу с Щепотевым, о его показаниях и о своей проверке на посту ГАИ…
Левин, еще недавно скептически качавший головой, сразу же загорелся:
— Правильно! Загоруйко брать надо.
Безуглый прищурился, помолчал и только спустя минуту, которая и Пряхину, и Левину показалась долгой-долгой, сказал:
— Брать его, пожалуй, придется. Основание есть: государственный номерной знак ЭОЛ 27–49. Откуда он у него? Почему на свою машину крепил? Но я вот о чем еще думаю: появляется в Марьино человек в резиновых сапогах. Ведь это, братцы, зацепки. Важные. И потом, никогда нельзя замыкаться на одной версии. Загоруйко сам по себе, а Марьино и этот тип — само по себе.
— Насколько я помню, — задумчиво проговорил Глеб, — тропинка на Марьино от асфальтированной дороги идет мимо старого озера, мимо выпасов…
— Правильно, — подтвердил Тимур. — Вот ты и давай, Глеб…
— Туда?
— Конечно. Понимаешь: выпас. Там стадо, там всегда пастухи. Улавливаешь?
— Так точно.
— Вот и давай.
Левин поднялся.
— Ты, Сергей, — тут же обратился Безуглый к Пряхину, — пиши повестку, вызов на допрос в качестве свидетеля Валентина Осиповича Загоруйко. Через час он должен быть в моем кабинете. Будет удивляться, скажешь, что открылись новые обстоятельства. Пусть понервничает!
Безуглый набрал телефон следователя Рокотова:
— Такое дело, Михаил Федорович. Обстановка довольно резко изменилась. Добыта новая, важная информация по Загоруйко. Через час он будет у меня. Желателен твой немедленный приезд. Посоветуемся. И, кстати, захвати с собой постановление на обыск в его квартире.
До приемного пункта овощей и фруктов Левин доехал рейсовым автобусом шестнадцатого маршрута. Вместе с ним сошло несколько дачников. Но все они быстро рассредоточились по ближайшим дачным улочкам, и Левин остался один. Он постоял минутку, покрутил головой, посмотрел на приемный пункт, на солнышко. Было около полудня. День разгулялся.
Дорога шла немного под уклон, среди дозревающей ржи. Самого озера еще видно не было — оно пряталось в низинке. И только отшагав километра два, Глеб увидел его. Вокруг озера до самого леса, а также до первых домов Марьино зеленели выпасы. Вот и сейчас там, в низине, Глеб увидел стадо. Коровы лениво пощипывали траву. Некоторые из них зашли в воду — пили.
На ближнем берегу Глеб увидел пастухов. Их было двое — старик в порыжевшем от времени брезентовом дождевике и непривычном для глаз старом заячьем малахае и паренек лет тринадцати в кепке.
Старик, согнув ноги в коленях, ссутулившись сидел на земле и покуривал трубку. Парнишка лежал на спине и смотрел в небо. Около него, положив голову на вытянутые лапы, дремала большая дворняга.
Глеб свернул с дороги и направился к пастухам.
Собака лениво подняла голову, но старик строго прикрикнул: «Цыц, Барбос, цыц!..» — и она вновь опустила голову на лапы, но продолжала следить за Глебом хотя и скучающим, но внимательным взглядом. Парнишка тоже приподнялся, но так и не встал, а только оперся на локоть.
— Здравствуйте вам, — сказал Глеб и присел около них на корточки.
Сейчас он жалел о том, что пока шел, не подумал о том, как лучше затеять разговор с пастухами и направить его в нужное русло. Но его неожиданно выручил старик.
— Здравствуй, — ответил он. — И говори сразу, с какой нуждой припожаловал, потому как без нее, проклятущей, с дороги не сворачивают.
Не мудрствуя лукаво, Глеб спросил старика, где было стадо вчера на рассвете. И тот тоже, не полюбопытствовав, зачем и почему интересуется такой подробностью прохожий человек, сказал, что сразу с рассвета пригнали стадо сюда, к озеру…
— Мы всегда так делаем, мил человек. А вот через часок дадим скотинке по лесу побродить.
— Тогда все в порядке, — с напускной уверенностью сказал Глеб. — Тогда вы, конечно, видели рослого такого мужика в резиновых сапогах, который вчера ранним утром от приемного пункта в Марьино шел?
— Это ты, что ли, про Ваську Трегубова спрашиваешь? Так было такое дело — проходил вчера мимо нас Васька — и точно — в резиновых сапогах.
— А кроме него?
— Кроме него, мил человек, часов эдак в десять Терентьевна с дочерью проходила — в город они поехали.
— И все?
— Больше ни единой души.
Глеб обрадовался: это, конечно, была удача! Оставалось узнать совсем немногое. И Глеб задал еще вопрос: