— А Васька Трегубов — это кто же такой?
Старик выколотил о каблук своих кирзачей трубку, старательно загасил искры, раздумчиво покивал и с непонятной грустинкой в голосе ответил:
— Можно сказать никто. Трутень. Сельской работой их благородие брезгует, а к городской умения нет. Вот и докатился — семь лет отсидел, а теперь у людей под ногами путается. И где он живет-обретается скрывать не буду. Вон, видишь первые дома Марьина?
— Вижу, — подтвердил Глеб.
— Поднимись по улице до шестого дома на правой стороне…
— У него перед окнами два тополя большущих растут, — добавил мальчишка.
— Там он и будет, если в город не махнул, — докончил старик.
Левин встал, поблагодарил пастухов и зашагал к дороге, ведущей в Марьино.
Сказать по правде, Глеб был растерян: что делать дальше? Стоит ли ему, Глебу, идти на прямой контакт с предполагаемым убийцей? Ведь так и спугнуть его можно!
В сомнении Левин дошагал до первых домов села. И здесь к нему пришла, кажется, счастливая мысль: зайти в правление колхоза и оттуда связаться по телефону с Тимуром Ивановичем. Уж он-то подскажет, что делать дальше.
На душе у Левина посветлело. К нему опять вернулась уверенность. И, может быть, поэтому, когда он подходил к шестому дому, против которого росли два раскидистых тополя, не удержался и решил все же сам заглянуть к Трегубовым, мол, вы уж извините, шел мимо, жара, захотелось пить, может быть, угостите водичкой?
Калитка во двор указанного дома была приоткрыта, и он решительно распахнул ее еще шире.
— Эй, есть кто-нибудь в этом доме? — крикнул он.
В тени под навесом стояла железная койка. На ней кто-то зашевелился. А на высокое крылечко вышла седая простоволосая женщина в стареньком платье. Она с испугом посмотрела на младшего лейтенанта и заторопилась:
— Я сейчас, я сейчас…
Чего она собиралась делать «сейчас», Глеб не понял и на всякий случай сказал:
— Да вы уж извините меня, пожалуйста. Шел мимо. Жара. Захотелось пить. А у вас калитка открыта. Вот я и…
— Я сейчас, я сейчас, — заспешила женщина и кинулась в дом. Через минуту она снова появилась на крылечке с большой кружкой кваса.
— Пей, сынок. Только что из погреба.
Левин с удовольствием выпил полкружки холодного ядреного кваса. Потом оторвался, чтобы вроде бы передохнуть и спросил:
— А вы что ж, одна живете?
По лицу женщины пробежала тень.
— Да нет, с сыном.
— На работе поди?
— Да нет… — и после мгновенной заминки добавила: — вчера из Свердловска вернулся мой Васенька. Отдыхает.
Под навесом снова кто-то зашевелился и оттуда раздался хриплый, пропитой голос:
— Ты с кем это, мать?
Над койкой поднялась рыжая, кудлатая голова.
— Да вот путник зашел, испить попросил, — ответила женщина.
— А-а-а… — голова вновь опустилась на подушку.
Дальше задерживаться было нельзя, Левин поблагодарил хозяйку за квас, попрощался и вышел за калитку.
«Вернулся из Свердловска… Ишь ты, что придумали! Свердловский поезд приходит в Энск вечером, а этого Василия пастухи видели ранним утром. Выходит, сказочку сочинили для алиби, — подумал Глеб.
И он зашагал вверх по улице.
А в это время на койке под навесом во дворе, из которого только что вышел Левин, снова поднялась рыжая голова. Затем человек, спавший на ней, спустил голые ноги на землю и сел.
Женщина все еще стояла на крыльце.
— Ты думаешь, он к тебе за водой приходил? — спросил рыжий и сам ответил: — За моей головой приходил, мать.
Женщина кинулась к нему:
— Васенька…
— Сейчас не время причитать. Собери чемоданчик. Мне надо рвать когти.
— Чего, чего?
— Уезжать мне надо, мать.
— А как же я, Васенька?
— Я тебе дам знать.
Когда часа через два по вызову Левина на патрульной машине приехал Пряхин с постановлением на арест, Василия Трофимовича Трегубова в Марьино уже не было. Мать Трегубова показала, что сын ее надумал съездить в соседнюю деревню Чеберчинку, к замужней сестре. Оперативники проехали туда. Но Василий там не появлялся. Стало вполне очевидным, что Трегубов скрылся.
Лицом к лицу
Пряхин, как и приказал ему капитан, доставил Загоруйко минута в минуту — ровно через час. Загоруйко острым взглядом окинул Безуглого и Рокотова. Капитана, сидевшего сейчас сбоку своего стола, Валентин уже знал, — тот приезжал в кафе извиняться за Левина. «Значит, следователь вот этот, в гражданском костюме, напыщенный и важный…» — сообразил он и официально, обращаясь только к нему, представился: