— Будь она проклята, эта ночка! Не она, жил бы я и никаких тревог не знал. — Мужчина дрожащей рукой растер папироску, швырнул ее. — Сколько лет прошло, а помню ее до самых что ни на есть подробностей.
— Так как же это произошло?
— Только прилег спать, слышу кто-то стучит в окно: «Герасим, разговор есть», — кричат с улицы. Беспокоить и раньше беспокоили в то время. Ну, думаю, опять кого-то неладная принесла, будут просить перевезти что-нибудь. Выхожу во двор. Смотрю, стоят двое. «Запрягай лошадей, Скороходов, в лес партизан повезешь», — говорит высокий здоровенный мужик. Присмотрелся и вижу: стоит передо мной Сенька Лисицкий, гестаповский кат. Смекнул я, что это не партизаны, и говорю: «Катитесь к чертям собачьим со двора, не то патруль скличу!». «Я тебе скличу, — сует мне в лицо дуло нагана Сенька. — Запрягай, не то сейчас поставим к стенке!». «Да отстаньте вы! — говорю и пытаюсь улизнуть в хату. — Никуда я с вами не поеду!» Но анафема Сенька схватил меня за грудки да как треснет по скуле, так я и оказался под повозкой. «Хоть убей, ни за что в лес не поеду!» — говорю я, и опять Лисицкий, подлая душонка, мне хотел съездить. Но его остановил второй: «Не трогай его, Лисицкий». И обращается ко мне: «Запрягай лошадей, хозяин, я — переводчик гестапо». «Без пропуска-то нельзя!» — стараюсь открутиться от них. «На вот пропуск, самим господином комендантом подписан сроком на три месяца. Будешь им пользоваться в любое время суток». — Переводчик сует мне пропуск. О нем я уже давно мечтал. Соблазнился, дурак, запряг лошаденок. На окраине въехали в какой-то двор. А там уже стоит вторая подвода…
СКОРОХОДОВ волновался, с трудом подбирал слова. Золотов вслушивался в них и представлял, как тогда в темноте лошади копытами выбивали из мощенной булыжником улицы искры, как продолжалась эта полная драматизма поездка.
— Куда ехать-то, Федор Лукич? — пробасил переводчик у развилки.
— Как куда? Конечно в лес.
— А рация и другое имущество где? Давай, заедем заберем, — настаивает Лисицкий. — В бригаде ждут их не дождутся.
Федор Лукич стал возражать, говорить, что у него нет никакой рации. Но те твердили свое, мол, отряд находится в критическом положении без связи…
Дважды их останавливали каратели. Скороходов содрогался при мысли, что может оказаться в их руках. Но оба раза, после проверки документов, им разрешали следовать дальше.
Все время подгоняли лошадей, спешили доехать до места затемно. Но добрались до места уже на рассвете. Объехали поселок, чтобы не привлекать к себе внимания жителей. Около Харитоновой скалы остановились.
— Пошли! — скомандовал Михеев и спрыгнул с подводы. Он первым исчез под откосом, вскарабкался на скалу и с рюкзаком зашагал назад. Остальные замешкались, приотстали от него.
— Влип ты, голубь! — не поворачиваясь, тихо сказал возничий тогда Михееву. Тот не выдал себя ни словом, только, пожав локоть, дал знать, что понял.
— Все забрал, старшой? — спросил его Сенька.
— Километра через два-три в другом овраге кое-что еще припрятано.
— Ишь ты, хитер! — удивился Лисицкий.
Снова запрыгали по корням колеса, стучали копыта лошадей.
В глубоком овраге стлался туман, и было еще темно и прохладно. Федор Лукич приставил пистолет к спине соседа, нажал на спусковой крючок. Раздался глухой выстрел и загудел десятками отзвуков по лесу. Лошади громко заржали, рванули вперед. Михеев навел ствол на переводчика, но…
— И почему у него патронов-то в пистолете больше не оказалось?.. — высказал свое недоумение Скороходов.
— Как не оказалось? — удивился Золотов.
— А вот так! Сам видел…
— Вы на следствии говорили об этом?
— Зачем? Меня об ином спрашивали.
Не зря Золотов съездил на ферму! Не зря! Последнее сообщение Скороходова прямо обескуражило Андрея Петровича. Не мог Михеев допустить такой оплошности: отправиться в тыл врага с пустой обоймой. Кто же разрядил оружие? Кому он мог доверить его? Этот вопрос настолько взволновал полковника, что он не сразу заставил себя вслушаться в дальнейший рассказ свидетеля.
После освобождения Горска Скороходов сразу же был арестован. Ему предъявили обвинение в сотрудничестве с немцами, уклонении от службы в Советской Армии. Его многие видели среди гитлеровцев. Постоянный же пропуск для ночной езды, обнаруженный при обыске, еще больше усугубил положение Скороходова. Оккупанты выдавали такие пропуска лишь самым преданным людям.
— От кого вы узнали о гибели Михеева?
— Из местной газетки.
Это сообщение хранилось в деле разведчика, и Золотов его знал. В нем говорилось: