На следствии вы часто вспоминали своего последнего дружка. Того самого, который, не стесняясь окружающих, любил выставлять ваши отношения напоказ. Вам это нравилось. А мне — напоминает цирковой номер. Там тоже чудеса, простите, дрессировки. Слепое повиновение — ничего больше. И на кражи-то вы пошли без раздумий. Конечно, легче свалить всю вину на любовь. Но она, на мой взгляд, должна быть разумна… Не расчетлива, а разумна. Люди, расходящиеся во взглядах на жизнь, долго не могут быть близкими. Здесь очень важно совпадение интересов, вкусов. В противном случае, вся эта построенная в воображении любовь рассыплется, как карточный домик.
А что объединяло вас? Рестораны, модные тряпки? Мне не раз в своей практике приходилось встречаться с циничными, опустошенными подростками. Все они оставляли тяжелое впечатление. Как-то сложится их судьба? Этот же вопрос я часто задаю себе, вспоминая вас.
Сейчас у меня новое уголовное дело на 15-летнюю Свету П. Девочка с самого раннего детства столкнулась с далеко не детскими проблемами. Ее отец, опустившийся человек, алкоголик, о ребенке не думал. Допрашивал я его вчера, но и сегодня передо мной его потухшие мутные глаза, кривая ухмылка одутловатого лица. Такой потерял право называться отцом. Мать ему под стать. Света привыкла к грубости, и сама стала недоброй девочкой. Она приучилась воровать, стремясь иметь все то, что есть у ее сверстниц. Ее поступки у меня вызывают не только осуждение, но и жалость. Во всем больше виноваты родители.
У вас же в семье все было по-другому. В том, что вы оказались в колонии, виноваты сами. Слишком легко и просто хотели вы все получать от общества. Вы должны сделать выбор: либо по инерции катиться вниз, либо собрать всю волю и начинать подниматься вверх, к нормальной жизни со здоровыми интересами. Главное, вам нужно подняться социально…
Вы должны быть женой и матерью, а не лишенным свободы человеком. Человек рождается не для того, чтобы проводить свою жизнь за решеткой или колючей проволокой. Желаю вам разума.
29.09.
«Иван Васильевич, здравствуйте!
Получив от вас письмо, очень разволновалась. По правде сказать, я не надеялась на столь откровенный ответ. Вы прислали мне суровое послание. Очень жаль, что вы не разобрались в моей жизни. А она не так проста, как кажется на первый взгляд. Вы упрекнули меня в легкомыслии, противопоставили обвиняемую Свету П. А знаете, как непросто сложилась моя жизнь?!
Когда мне было 15 лет, от нас ушел отец. А как плохо жить без отца! Вы говорили, что каждый человек — творец своей судьбы, своего счастья, и в том, что произошло со мной, прежде всего виновата я сама, если судить по книгам современных писателей, то оно так и есть на самом деле, но в реальной жизни все гораздо сложнее, запутаннее, противоречивее.
В чем я виновата? Может, в том, что папа оказался легкомысленным человеком? Думаете, я не переживала, когда узнала, что он, которого я считала образцом справедливости и который так много и красиво говорил о честности и правде, несколько лет на работе занимался приписками? Или в том, что соседи стали так глядеть мне вслед, аж спину жгло.
В маленьких городах, вроде нашего, ничего скрыть нельзя. Естественно, что об аресте папаши узнала вся школа. Меня и раньше не очень-то любили, а теперь сторонились, избегали… Мальчики никогда не предлагали мне дружить, танцевать на вечерах не приглашали. Однажды на мою парту упала записка. На какое-то мгновение я забыла, что сижу на уроке. Прижала записку к груди, а потом развернула и стала лихорадочно читать. Мысли мои путались, я ничего не понимала, в потом услышала: «Дура, чего чужие письма хватаешь! Это не тебе, это Нинке!»
Перед праздником 8 Марта я попросила учителя разрешения спуститься в раздевалку и взять носовой платок. В это время по вестибюлю проходила наша классная руководительница Мария Николаевна. Увидев меня у вешалки, она сразу решила… В общем, у нас в школе пропадали вещи, и она рассудила по принципу: «Яблоко от яблони…»
— Надо же?! — удивилась директор школы, — а с виду Лаврова такая тихая.
— Эта тихая себя еще покажет, — авторитетно заявила наша классная.
И точно, на собрании я себя показала. Сначала Мария Николаевна упрекнула меня перед всем классом. Ей очень хотелось, чтобы я призналась в воровстве. Я молчала и с удивлением смотрела на одноклассников, все еще не веря в то, что среди них нет ни одного человека, который бы встал и сказал: «Да подождите вы, дайте ей слово сказать, ведь это недоразумение, этого же просто не может быть, ведь мы все ее знаем и уверены в ее честности». Но ни в одних глазах, смотревших на меня с нескрываемым любопытством, я не увидела чувства сострадания. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я грубо оскорбила учительницу и выбежала за дверь.