— Здравствуйте, Николай Николаевич! Зашла отметиться. Работаю. Вышла замуж. Поступила на вечернее отделение строительного техникума.
— Рад, Наташа, очень рад за вас! Откровенно скажу: верил, что у вас все будет хорошо.
— Может быть, потому хорошо и вышло, что вы верили. Помните тот мартовский день? Он у меня навсегда в памяти останется самым счастливым.
Вот уж действительно нарочно не придумаешь: самый счастливый день, когда тебя арестовали!
Не верится… Но ведь это правда. Вот она стоит передо мной, Наташа, и говорит о самом счастливом дне в своей жизни.
Счастливым почувствовал себя тогда и я.
НО, ЧЕГО греха таить, работа следователя приносит порой немало неприятностей и огорчений.
Запомнился один случай. Сергей Пестеров работал шофером не автобазе. Только вернулся из армии. Мне пришлось расследовать дело о совершенном им хулиганстве. Все было обыденно. Рядовое, ничем не примечательное дело. Но именно эта обыденность и угнетала, и потрясала.
Сергей пришел на работу пьяный. Механик сказал, что доложит руководству об этом. Сергей молча выслушал, а потом дважды ударил немолодого уже человека кулаком в лицо. Механик упал. Сергей пнул его и как ни в чем не бывало отправился домой.
Когда его арестовали, мать, захлебываясь в рыданиях, причитала: «Растила сына, отказывала себе во всем, не давала в обиду, откуда у него такая жестокость?»
Я ответил, что жестокость — от ее воспитания. Она оторопела, посмотрела на меня, потом, поджав губы, бросила: «Вы бессердечный человек! Вы не понимаете материнского сердца!»
Быть может, я действительно чего-то не понял. Но в одном, главном, абсолютно уверен: мать сама вырастила под родительским крылышком равнодушного, самовлюбленного, слепого и глухого к добру человека.
Тяжело говорить об этом, но, что поделаешь, надо! Работа…
Однажды в Верх-Исетский ОВД обратился мужчина, занимавший, как я узнал несколько позднее, довольно высокий пост в одном из свердловских трестов. Он сообщил, что его 13-летнего сына среди бела дня жестоко избили неизвестные хулиганы у Дворца молодежи за то, что он отказался пить с ними вино. После избиения его насильно напоили и оставили одного, беспомощного, в сквере.
Было над чем призадуматься! И все же я усомнился в справедливости слов заявителя. Дело вот в чем: мальчика, по словам отца, подобрала бригада «скорой помощи» и доставила в детскую больницу № 11. Но в этот день сообщений о нанесении телесных повреждений (тем более, ребенку) не поступало. Я, как мог, осторожно высказал свои сомнения отцу.
Лучше бы я этого не делал! Что тут началось!.. Отец обвинил меня в черствости, эгоизме и бездушии. Заявил, что о случившемся ему рассказал сын, который никогда родителей не обманывал. Возмущенный папа кричал, что дома у них всегда стоит вино, но сын не позволял себе ни разу к нему прикоснуться и т. д. и т. п.
К вечеру я отыскал друзей Вити — его сына. Ребята рассказали, что в тот день Витя принес из дома пять рублей и предложил купить вина. Они купили три бутылки вермута и выпили их в сквере у Дворца молодежи, после чего Витя, который выпил больше всех, опьянел и тут же, на траве, уснул, а они ушли домой. Рассказали мне мальчишки и о том, что пили вино по инициативе Вити уже не раз. Случалось такое и у него дома.
Я поехал в больницу. Витя — высокий, стройный, черноволосый и черноглазый паренек — приятно удивил меня своим широким кругозором, знаниями в области науки, техники и литературы, независимостью и категоричностью суждений. Однако особенно меня поразило его пренебрежительное отношение к родителям, нотки иждивенчества и эгоизма, присущие крайне избалованным детям. Он рассказал мне, что частенько приглашал друзей домой, и они понемногу выпивали из многочисленных бутылок с вином, которые не переводились у Витиного отца.
Мальчик никогда не знал отказа в деньгах. Получал любую понравившуюся ему вещь.
Родителям Вити не хватало искренности и откровенности в общении между собой, окружающими людьми, в контактах с сыном. С откровенным цинизмом мальчишка заявил, что у папы на всякие случаи жизни есть в запасе не менее десяти дежурных фраз — для мамы, для сына, для сослуживцев, для родственников и т. д.
— Вся жизнь — сплошное вранье! — подытожил он.
Переубедить его было просто невозможно. То, что вдалбливалось годами, атмосфера лживости, иждивенчества, эгоизма, в которой он воспитывался, — все впитывалось так, что и десятками самых хороших педагогических бесед делу не поможешь…
Весь следственный материал мы направили по месту работы Витиного отца, чтобы попытаться заставить его пересмотреть свои взгляды на воспитание сына.