ТАКОГО СЛЕДОВАТЕЛЬ допускать не имеет права. Знаю… А у меня вот случилось. Сам не понимаю как. Дежурил вечером. Устал зверски. Остался без ужина. Заморочили голову мелкие кражи, семейные скандалы. Словом, суета сует и всяческая суета.
Пришел дежурный, старший лейтенант милиции Тимофеев:
— Подрались у мусульманского кладбища, возле автозаправки. Четверо напали на троих. Все в нетрезвом состоянии.
— Задержали?
— Все здесь. Только у них не разберешься, кто прав, а кто виноват.
В комнате приема граждан шум и крик. Семеро здоровенных, изрядно подвыпивших мужчин кричат, суетятся, размахивают руками.
— Ты первый Мишку ударил.
— А кто крикнул: «Отойди, козел!»
— А ты меня зачем толкнул?
— Иди ты знаешь куда!
— Помолчите! — вмешался я, перекрывая возгласы спорящих.
Мужички, по-видимому, выяснили отношения не только посредством речи, но и, как мне показалось, небезуспешно путем «самого эффективного» кулачного разговора. Об этом свидетельствовали синяки, шишки, царапины и кровоподтеки на лицах собеседников.
Прикинул, у кого больше «медалей», учел сообщение Тимофеева, что четверо напали на троих, проанализировал состояние выяснения отношений в кабинете, и мне сразу стало ясно, кто прав, кто виноват. Прежде чем начинать разбирательство, прикинул я, надо рассортировать собеседников.
— Они на вас напали? — спросил я высокого черноволосого кудрявого мужчину лет сорока, в разорванной рубашке, с внушительным «фингалом» под левым глазом.
— А кто же еще? — пробасил он, прикрывая глаз, отворачиваясь к окну.
В ответ раздался дружный вопль негодования противной стороны.
Принял решение, отправляю предполагаемых зачинщиков драки в комнату временно задержанных. Начинаю брать объяснения с тех, кто больше похож на потерпевших. Бьюсь часа два. И чем больше беседую, тем больше ничего не понимаю: кто на кого напал, из-за кого начался весь сыр-бор… Исписано не менее 10 листов бумаги, а ясности не прибавилось ни на йоту.
Пока нет сомнений только в одном: обе компании под хмельком, кулаками размахивали те и другие. Вконец запутавшись прошу моих собеседников посидеть в комнате приема граждан. Привожу тех, кого принял за нападающую сторону. Тут меня и огорошили.
— Отпустите нас! Оставьте в покое! — кричали они. — Мы никаких заявлений писать не будем! Ничего нам не надо!
Что за чертовщина! Начинаю разговор и совсем перестаю что-либо понимать.
Решаю снова ввести всю компанию вместе. Иду в комнату приема граждан. Вот так номер! Тех, кто числился у меня потерпевшими уже и след простыл.
«Значит, — констатирую про себя, — нападающих я принял за потерпевших, а потерпевших посадил в комнату временно задержанных. Ну и дела!» Тем временем предполагаемые зачинщики драки пишут заявление о том, что заявлять ни о чем не желают, претензий никаких не имеют и просят отпустить их домой.
Плохо соображая, зачем мне может это понадобиться, беру с них объяснения и, расставшись чрезвычайно дружески, иду с ворохом бумаг к Тимофееву. Тому уже сообщили о ситуации, в которую попал горе-следователь. Он смотрит на мое растерянное, огорченное лицо и весело, заразительно хохочет:
— Ну, как работа, а? Раскрыл преступление?
— Николай Ефимович, — обиженно говорю я. — Тут, ей-богу, не до смеха. Во-первых, они могут пожаловаться! И будут правы. А во-вторых, куда мне деть бумаги?
— Ну, во-первых, они не пожалуются по той простой причине, что вина обоюдная, без сомнения. А бумаги возьми себе на память. На старости лет будешь писать мемуары!
И дежурная часть Верх-Исетского ОВД вновь взрывается раскатами дружного смеха.
Не знаю, как насчет мемуаров, но эта нелепая драка стала для меня суровым, предметным уроком на всю жизнь. Уроком внимательности, осмотрительности, учета всех мелочей.
Валентин Крохалев, мой товарищ по службе, так выразил происшедшее: «Лопухнулся? Правильно. Не зевай, Фомка, на то и ярмарка! Хорошо так кончилось, а могло…»
Да, сколько раз я был свидетелем, когда недосмотр, невнимательность приводили к тяжким, трагическим последствиям. Тут ведь как у саперов: ошибешься — не исправишь!
СЛУЧАЙ с Михаилом Коровиным едва не обернулся для меня дисциплинарным взысканием.
Дело было так. Осенний холодный, грязный вечер. Моросит дождь. Погодка, когда «добрый хозяин собаку из дома не выгонит». Мне приказано разобраться с одним гражданином: «кражу заявляет».