– Так что, как я уже говорил, мадемуазель… – Доктор захлопнул портфель и взялся за ручку. – Вам очень повезло.
И на этот раз Элейн была готова с ним согласиться.
После его ухода она соскользнула с койки, прошла в маленькую ванную и развернула тючок. Внутри обнаружились очки, сандалии с подошвами, вырезанными из старых автомобильных шин, тюрбан, футляр с красной помадой и коричневое платье, сыгравшее роль мешка для всех этих предметов.
Повязывая тюрбан на свои светлые волосы и намазывая губы липкой красной помадой, Элейн не могла не вспомнить тот день, когда нацистский офицер гонялся за ними с Николь по трабулям, и внезапно сердце у нее заболело не от раны, которую нанесла пуля. Она вернется в Сопротивление и продолжит сражаться – ради Жозефа, ради Николь, ради Антуана, Манон и Марселя. Ради тех, кто пожертвовал всем, чтобы освободить свою родину.
Больничную одежду Элейн так и оставила лежать мятой кучкой на полу ванной и вышла в коридор, ведущий к розовому саду. Идти она старалась неторопливо, чтобы ее хромота меньше привлекала внимание, на пациентку была непохожа, так что никто не остановил ее, когда она распахнула дверь и вышла под лучи жаркого летнего солнца.
Рядом мгновенно нарисовался Этьен. Он взял ее под руку и повел по дорожке к белому грузовичку с неуклюже торчащим из кузова газогенератором – во времена, когда бензин могли себе позволить только немцы, всем прочим приходилось перегонять на топливо древесину. Элейн сразу узнала грузовичок – на нем Марсель иногда привозил большие грузы для их подставного геодезического бюро.
– Марсель? – Она прибавила шагу, и сердце забилось у нее чаще в надежде вновь увидеть товарища. Если ей повезло и рана оказалась неопасной, может, тот пистолет пощадил не только ее?
Но Этьен, нагнав Элейн, мягко покачал головой.
– Жан? – В ее голосе проскользнула нотка отчаяния. Этьен опустил взгляд и открыл дверцу грузовика, в котором сидел незнакомый Элейн светловолосый юноша. Этьен помог ей залезть в кабину, запрыгнул рядом и захлопнул дверцу.
Марсель погиб – об этом позаботились шестнадцать пуль, последнюю из которых выпустил он сам. Три раза побывав под арестом, он сделал все, чтобы не попасться снова.
Жана арестовали и допросили, но несмотря на пытки, он не сдал своих товарищей. Его приговорили к расстрелу, он не захотел, чтобы ему завязывали глаза, и предпочел смотреть в лицо своим убийцам. Однажды он усомнился в своей способности сохранить молчание, но доказал обратное и умер героем.
Автоматический печатный станок, который Марсель с таким трудом собирал по частям сначала по всей Франции, а потом на складе, был уничтожен, но старушку «Минерву» удалось спасти, и когда спустя несколько недель Элейн вернулась к работе, ее ждал именно этот древний механизм. Мстительный Вернер разнес склад подчистую, поэтому теперь типография располагалась в маленьком подвальчике без окон и только с одной дверью.
Как только выпала возможность, Элейн дошла до квартиры Николь и нашла адрес трудового лагеря, где находились ее брат и отец, и взяла на себя задачу по снабжению их продуктами – меньшее, что она могла сделать для Николь, сожалея, что не в ее силах почтить ее память чем-то еще.
Два месяца спустя силы Союзников окружили Лион, и вместо того чтобы выработать здравый план отступления, Клаус Барби приказал казнить всех узников Монлюка. Но, получив поддержку наступающей армии, Сопротивление, наконец, открыто восстало и отбило тюрьму, прежде чем пролилось еще больше французской крови, и двадцать пятого августа над Монлюком снова затрепетал триколор. Элейн уже и не надеялась увидеть этот символ победы собственными глазами. В следующие десять дней отовсюду приходили известия о том, что немцы бегут, оставляя свои укрепления, словно стая тараканов, когда включают свет. Но до самого конца они творили зверства, например, расстреляв женщин и детей, которые пришли к опустевшему госпиталю в районе Тет д’Ор, чтобы собрать драгоценные одеяла, сахар и мыло, валявшиеся прямо посреди улицы. Тогда погибли сорок шесть человек и больше сотни были ранены.
Статью именно об этом событии Элейн писала в первый день сентября, когда в единственную дверь типографии вошел Этьен. Что-то в его неторопливой походке и сияющих глазах заставило Элейн подняться на ноги.
– Этьен, – произнесла она, когда он оказался рядом, что-то держа в сомкнутых ладонях. В голове у нее вспыхнули сотни мыслей, но главной была одна. – Жозеф?
Услышав собственный, мгновенный и совершенно непроизвольный вопрос, она поняла, что все это время лелеяла надежду, что каким-то чудом Жозеф все-таки выжил.