– Не вздумайте больше называть меня Куколкой.
– Договорились, мисс Харпер.
Тогда Ава тоже протянула руку и крепко, как учил отец, сжала ладонь мистера Эдмундса.
– Я в деле.
И услышала слова, сопровождаемые ухмылкой:
– Добро пожаловать на борт.
Неделю спустя, ровно в восемь утра у дома Авы в Нейлор Гарденс остановился черный бьюик, на котором ей предстояло отправиться в аэропорт. Две соседки Авы (пусть их не связывали близкие отношения) решили устроить что-то вроде прощальной вечеринки и потратили последний сахар из своих пайков, чтобы испечь торт, украшенный желтыми розочками, выложенными в форме солнышка. Ава была тронута и в то же время рада, что ее внезапный отъезд не слишком их расстроит: в городе, где с жильем было туго, уже завтра перед их дверями появится претендентка на комнату – еще одна девушка на госдолжности в неизменной белой блузке с плиссированным отложным воротничком.
Покинуть библиотеку оказалось куда сложнее. Для Авы эти книги стали частью ее самой, она заботилась о них, нянчила и берегла, следила, чтобы с ними обращались уважительно. Она привыкла к красоте интерьера, к тому, что каждый день в ее доступе находилась огромная сокровищница знаний. А за три коротких года, проведенных здесь, она сама стала щедрым источником информации, всегда готовым прийти на помощь.
Ее переполняла гордость от сознания собственной значимости.
А теперь ей предстоит путешествие в страну, о которой она успела узнать ровно столько, сколько удалось накопать за неделю исступленного исследования. Например, Ава обнаружила, что не может появиться в Лиссабоне без дюжины шляпок, поскольку, показавшись в городе с непокрытой головой, заслужит клеймо проститутки. Взяв на заметку это открытие, она уложила шляпки, а остаток карточек на промышленные товары потратила на новые туфли-лодочки. Из четырех вариантов цвета – черного, коричневого, палевого и красного – она выбрала первый, а для поездки остановилась на слегка расклешенной зеленой юбке с запахом и бело-зеленой блузке.
И вот все хлопоты остались позади, ее ждала изматывающая поездка в аэропорт, и Аве казалось, что в ее пустом желудке (от волнения она с утра не смогла съесть ни крошки) поселился рой беспокойных пчел.
– Не хотите напоследок заехать на Аллею? – вдруг спросил водитель, поймав взгляд Авы в зеркале заднего вида. – Вишни как раз в цвету, а времени у нас предостаточно.
После ужасающего нападения на Перл-Харбор красота этих деревьев в глазах американцев сильно поблекла, вандалы даже срубили четыре экземпляра, и много голосов звучало за то, чтобы уничтожить этот тридцатилетней давности жест доброй воли японского правительства. Охваченная волнением и предвкушением нового этапа в жизни, Ава совершенно позабыла, что вишни зацвели. Вообще-то, она больше всего любила в Вашингтоне именно эту пору, даже с учетом того, что на фоне войны никаких праздничных мероприятий, посвященных цветению вишен, не проводилось.
– С удовольствием, – ответила она, признательная за подобную предупредительность – и за возможность на несколько минут отсрочить прибытие в аэропорт. – Спасибо.
Они свернули налево и поползли вдоль улиц со скоростью тридцать пять «победных» миль в час, призванных экономить бензин. Когда впереди наконец показалась Аллея, она уже не внушала такого благоговения, как раньше, поскольку изначальное строгое великолепие было нарушено рядами палаток и наспех возведенных домиков для правительственных служащих, а вокруг памятников в хаотичном порядке расположились установки противовоздушной обороны.
Но вишни – вишни были окутаны таким густым облаком цветов, что лепестки плыли и танцевали на ветру и опускались на поверхность приливного бассейна розовым снегопадом. Ава так любила ходить по тротуарам под этими деревьями, ощущая, как мягкие лепестки мимолетно целуют ее щеки, и наблюдая, как изящно они скользят в потоках невидимого ветерка вниз, на землю.
Эта передышка пришлась очень кстати, она помогла Аве отвлечься от мыслей о предстоящем перелете и от панического ожидания встречи со страной, о которой она почти ничего не знала. И неизвестно еще, что было хуже.
Сомнения развеялись в тот момент, когда она встала в очередь на посадку в самолет, и ее нервы зазвенели, как натянутая струна.
Нет, с ужасом полета на самолете ничто не могло сравниться.
Глава вторая
Элен
Апрель 1943, Лион, Франция
Слова обладали силой.
Взгляд Элен Беланже прикипел к листу бумаги, такому чистому и белому на фоне старой каменной стены, с выведенным на нем яркими черными буквами: «À bas les Boches».