Дальше — больше. Пошли другие книги. Подтянулись студенты младших курсов. Открылся филиал университетской библиотеки, но только подпольный. Читают, как у нас на втором этаже, ну сам знаешь.
— Знаю, конечно. Большой зал. Сиживал там лет тридцать назад.
— Во-во. Только посещаемость морга растет не по дням, а по часам, а в читалке — хоть шаром покати. Кроме нескольких отличниц, страдающих полиомиелитом, никого и не встретишь.
— Печально, — с тоской вздохнул профессор.
— Печально, но факт. А запах!!! Профессор, запах!!!
— Слушай, да ты уже рекламными слоганами заговорил.
— А вы чего, правда профессор? — поинтересовался водитель, кажется абсолютно забыв, что с этими не в меру болтливыми седоками он теряет и время и деньги.
— Профессор, профессор, — подтвердил Сторожев.
— А что, не похож? — кокетливо спросил седок сзади, который все время откликался на «Женьку».
— Да как-то не очень.
— Это почему же?
— Больно молоды, что ли.
— Ща все профессора такие, — не без легкой зависти отметил Сторожев.
Наступила пауза. Сейчас было самое время открыть дверцу, расплатиться с водителем и уйти. Но частник проявил неподдельный интерес к тому, о чем беседовали приятели. Он попросил поподробнее рассказать о некрофилах с книгой.
— Так на чем мы остановились? — поинтересовался Сторожев, которому всегда нравилось быть в центре внимания.
— Ты говорил о запахе.
— Ах, да. Вспомнил. Запах. Да, запах. Запах крови и разлагающихся внутренностей. Он в ноздри забивается сразу, как войдешь, видно за долгие годы успел просочиться даже в оконные рамы, которым лет сто, не меньше. Помещение старое, десятилетиями дезинфекции не проводили…
— Хватит! — не выдержал водитель. — А то меня сейчас вырвет. Уж больно описываете убедительно.
— Да уж, Арсений. Ты действительно чего-то того, увлекся.
— Ладно, про запах забудем. Короче, принялись читать эти черти с упоением, а, главное фон, вообрази: мертвяки кругом, причем, обоего пола и разных возрастов изуродованные, с ножевыми и огнестрельными ранениями лежат на полках, лежат и слушают. Как в аду у Данте: каждый на своей полочке, на своем ярусе, статус греха соблюден, что называется. Ну, прям как в парилке в Сандунах, когда кто-то из парящихся начинает байки травить, только температура намного ниже, скорее к температуре холодильной камеры приближается, а так внешне сходство полное. Итак, жмурики лежат, слушают, причем внимательно слушают, не шелохнувшись, словно малышня в детском саду — воспитательницу. Уши развесили и буквально впитывают каждое слово. А некрофилы читают и незаметно сами в раж входят, самой атмосферой смерти пропитываются и попутно свой жизненный сценарий ускоряют, к финалу его подтягивают, чего еще-то в мертвецкой ожидать можно? А мертвякам только того и надо. Они, слушая, коллективно свою книжку пишут и, как вампиры, каждый на молодую жизнь накидывается и за собой утянуть хочет. На судьбы ребят, сволочи, влиять начинают…
— Какие ужасы ты рассказываешь!
— Не пойму, — вновь вмешался частник, — ну читают и на здоровье. Хотя в морге какое здоровье. Но это так — к слову. Какой вред-то эти мертвяки кому причинить могут? Помню, мы в детстве тоже по кладбищу гулять любили… Подросли, так и выпивать начали для куражу.
— Любезный, — прервался на объяснения Сторожев, — вы чего-нибудь про книжку Эрика Бёрна «Люди, которые играют в игры» слышали?
— Не слыхал я ни про что такое.
— А что, Арсений? Расскажи.
— Короче, по концепции этого психолога, каждый человек проживает не просто жизнь, а определенный жизненный сценарий.
— Это как? Навроде судьбы, что ли?
— Вроде Володи, милейший. Короче, есть даже такое понятие — психология человеческой судьбы. Жизненный сценарий формируется с детства с помощью запретов родителей, с помощью родительских примеров, но, главное, какие любимые книжки были у каждого в детстве. Эти книжки и формируют во многом дальнейшую судьбу или психологический тип личности. Еще греки сказали, что характер — это судьба, понял?
— Чушь, — отрезал водитель.
— Я тебе дам, чушь. Какая чушь, к чертовой матери, если у тебя у самого на роже «Свинья-копилка» написана! Сказка есть такая? Андерсен написал.
— Арсений, Арсений, ты поаккуратнее все-таки. Не обращайте на него внимание. Молодой — вполоборота заводится, — принялся успокаивать водителя Воронов.