Незаметно подошли к так называемой стене плача, к стене Цоя.
— Мы хотим перемен! Мы хотим перемен! — горланила молодежь, шарахая с азартом по струнам вконец расстроенной гитары.
— Варежки надень. Холодно.
— Что?
— Варежки, говорю, надень, — решил позаботиться о своем друге профессор.
— Ах, варежки. Вот. Надел, — и Сторожев как в детском саду повертел ладошками перед самым профессорским носом, мол, руки, спрашиваете, мыли? Вот они — чистые.
Приятели задержались на мгновение в общем людском потоке, и на них, как сослепу, тут же наткнулась какая-то гора.
— Sorry, — прозвучало откуда-то сверху.
— Never mind, — в один голос как заученную реплику выдохнули из себя друзья и застыли с разинутыми ртами. Людской поток тут же начал обтекать вновь образовавшееся препятствие.
Сверху на них смотрел огромный негр, похожий на баскетболиста-гиганта Майкла Джордана. На голове у негра была нахлобучена шапка ушанка из черной цигейки и с солдатской кокардой на лбу. Белозубая улыбка зависла где-то на уровне крыш невысоких арбатских домиков, словно улыбка чеширского кота из сказки Кэрролла.
Филологи в сравнении с великаном смотрелись пигмеями.
Сторожев, продолжал бормотать какую-то бессмыслицу, пораженный таким живым примером нарушенной функции гипофиза.
Приятели как завороженные еще долго смотрели в спину гиганта, постепенно удаляющегося от них. Шапка ушанка, как космическая черная дыра в уменьшенных размерах, продолжала победоносно плыть над толпой. Весь вид этого человека был необычен. Он словно материализовался из другого мира, мира книжных химер и фантазий.
— Дон Кихот.
— Что?
— «Дон Кихот», говорю.
— Причем здесь «Дон Кихот»? — с легким недоумением поинтересовался Сторожев.
— По радио, слыхал, объявили, что этот роман признан лучшим романом всех времен и народов.
— Не улавливаю связи.
— Да ты сам рассуждал про книги и текст. Вот текст нам и явился, можно сказать, собственной персоной.
— Тебе, Женька, лечиться надо.
— Ты просто книжку подзабыл, Арсений. Кто главный враг у Дон Кихота, не помнишь?
— Ну, кто?
— Некий мавр-великан. В воображаемом мире сеньора Алонсо Кихано он и гадит ему всячески.
— Ну и что из всего этого следует?
— Вот этот мавр нам и явился сейчас собственной персоной, понял?
— Бред. Женька. Не обижайся, но тебе точно лечиться надо.
— Серьезно, Арсений. Ты никогда не задумывался, почему этот роман так модернисты и постмодернисты полюбили: Кафка, Хорхе Борхес, Итало Кальвино, Веня Ерофеев, наконец?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что в романе Сервантеса наилучшим образом и передан, пророчески предугадан что ли, этот современный феномен бессмысленного поголовного сумасшедшего чтения, о котором ты так здорово рассуждал минуту назад.
— Вон там, через два дома, налево, нам свернуть надо. Мы почти пришли, — попытался замять разговор доцент.
Но профессор, кажется, разошелся и разошелся не на шутку.
— Сеньор Алонсо Кихано, — продолжил он, — в свои пятьдесят только и делает, что все дни и ночи напролет читает рыцарские романы. Один за другим, один за другим.
— Прости, Женька. Запамятовал. А что он там, собственно, читал, наш Дон Кихот? Помню какого-то «Амадиса Гальского», потом «Неистового Роланда». А что еще? Книг-то было свыше сотни или около того, я прав?
— В одной сцене, кажется, в XV главе первого тома, приводится отрывок, взятый из книги донкихотовской библиотеки. Речь в нем идет о неком рыцаре Фебе и его злоключениях. Парня заманили в ловушку: пол под ним провалился, и он полетел в глубокую яму. Уже в подземелье, ему, связанному по рукам и ногам, злые волшебники поставили клистир из ледяной воды с песком.
— Какое очаровательное сочетание, Женька! Какая сила воображения? Клистир из ледяной воды с песком! Ужас!!!
— Теперь представляешь, что за нелепица была заключена в большинстве этих книг? Чем они лучше, скажем, того же «Гарри Поттера»?
И заметь, если во времена Сервантеса подобный феномен был редкостью, здесь следует учесть почти поголовную безграмотность населения, то сейчас массовое чтение рыцарских романов — это бич, бич современной цивилизации, оказавшейся во власти химер.
— Ну, Женька, рыцарских романов сейчас никто не читает.
— Ошибаешься. А тот же Толкиен, жанр «фэнтези» и пресловутый «Гарри Поттер»? Что это, как не аналог рыцарского романа? Или столь нашумевший «Дневной дозор»? Мир поделен на белых и черных, как на две тайные организации, или два рыцарских ордена, и между ними разгорается самая настоящая война. Так и до клистира с ледяной водой и песком недалеко. Подобная же бессмыслица с гиппогрифонами, это помесь лошади и грифа, с безумной почти шизофреничной сюжетикой и смещением всех исторических и временных пластов описана и в «Неистовом Роланде» Ариосто, которого так любил читать Дон Кихот.