– Ты сможешь идти? – спросил я у Эммы. – Или хотя бы переставлять ноги?
Она выпрямилась, опустив руку, которой обнимала меня за талию.
– Думаю, что смогу.
– В таком случае вот как мы поступим – нам придется мимо нее проскользнуть. Места мало, но если прижмемся спинами к стене и будем осторожны…
Эддисон тут же меня понял и вжался в телефонную будку.
– Ты думаешь, стоит к ней приближаться?
– Нет, не думаю.
– Что, если она очнется, когда мы будем…
– Не очнется, – заявил я с уверенностью, которой не испытывал. – Просто не делайте резких движений и… что бы ни происходило… не прикасайтесь к ней.
– Теперь ты наши глаза, – вздохнул Эддисон. – Да поможет нам Птица.
Подняв с пола длинный и тонкий осколок стекла, я сунул его в карман. Сделав два шага к стене, мы прижались к холодным мраморным плитам и начали двигаться в сторону пустóты. По мере нашего приближения ее глаза поворачивались и она по-прежнему пристально следила за мной. Всего несколько осторожных шагов в сторону, и нас окутала волна источаемого пустóтой смрада, настолько зловонного, что у меня даже слезы на глаза навернулись. Эддисон закашлялся, а Эмма прижала к носу ладонь.
– Еще совсем чуть-чуть, – срывающимся от отчаянного напряжения и деланного спокойствия голосом произнес я.
Я вынул из кармана осколок стекла и сжал его в кулаке, держа острым концом вперед. Я сделал шаг, затем еще один. Теперь мы были так близко, что, протянув руку, я смог бы прикоснуться к чудовищу. Я слышал, как бьется его сердце. С каждым нашим шагом этот стук учащался и становился все громче.
Не двигайся, – по-английски прошипел я. – Ты моя. Я тебя контролирую. Не двигайся.
Я втянул живот и прижался всеми позвонками к стене, боком вползая в тесный проход между стеной и пустóтой.
Не двигайся, не двигайся.
Скользя спиной по стене, я медленно переступал. Я затаил дыхание, в то время как влажное и сиплое дыхание пустóты участилось и из ее ноздрей заклубился зловонный черный пар. Ее явно раздирало невыносимое желание нас поглотить. В свою очередь я с трудом удерживался от того, чтобы не броситься бежать. Я запретил себе и думать об этом как о поведении жертвы, но никак не хозяина положения.
Не двигайся. Не двигайся.
Еще несколько шагов, несколько футов, и мы бы ее миновали. Ее плечо было в миллиметре от моей груди.
Не…
И тут она пришла в движение. Одним стремительным рывком пустóта повернула голову и все тело и оказалась прямо передо мной.
Я застыл.
– Не двигайтесь, – произнес я на этот раз вслух, обращаясь к друзьям. Эддисон спрятал морду в лапы, а Эмма замерла, ледяными пальцами как клещами сжав мое запястье. Я приготовился к неизбежному – к ее языкам, ее зубам, к концу.
Назад, назад, назад.
Английский, английский, английский.
Шли секунды, и, к моему изумлению, мы оставались в живых. Не считая мерно поднимающейся и опускающейся грудной клетки, существо не шевелилось, похоже, снова окаменело.
Я попытался миллиметр за миллиметром скользить вдоль стены. Пустóта провожала меня взглядом, подобно стрелке компаса слегка поворачивая голову в моем направлении. Казалось, ее тело соединено с моим какой-то невидимой нитью. Но оно не двинулось вслед за нами, не распахнуло свои челюсти. Исчезни заклятие, которое я каким-то образом на нее наложил, и в следующую секунду мы все были бы мертвы.
Пустóта лишь наблюдала за мной. Ожидая распоряжений, которые я не умел отдавать.
– Ложная тревога, – прошептал я, и Эмма с облегчением шумно выдохнула.
Мы миновали проход, отклеились от стены и зашагали прочь настолько быстро, насколько могла идти прихрамывающая Эмма. Немного отойдя от пустóты, я оглянулся и увидел, что она уже полностью развернулась и стоит лицом ко мне.
Стой на месте, – по-английски пробормотал я. – Молодец.