Немыслимо! Еще более немыслимым было то, что пять минут назад я рассказал отцу все. Ну, по крайней мере, сокращенную версию: «Я такой же, как дедушка Портман, я — странный». Они не поймут, но, хотя бы, теперь они знают. Это заставит мое отсутствие выглядеть менее похожим на предательство. У меня до сих пор в ушах стоял голос отца, умоляющего меня вернуться домой, и пока мы ковыляли к свету, я боролся с внезапным постыдным желанием стряхнуть руку Эммы и броситься прочь из этой удушающей тьмы, чтобы найти моих родителей и попросить у них прощения, а затем забраться в роскошную кровать в их номере и уснуть.
И это было совсем уже немыслимо! Я бы никогда не смог так поступить. Я любил Эмму, я признался ей в этом, и я ни за что бы ее не оставил. И это не потому, что я был такой отважный и благородный. Нет. Я просто боялся, что если я уйду и оставлю ее, это разорвет меня надвое.
А остальные. Еще есть остальные. Наши бедные обреченные друзья. Мы должны были отправиться за ними, но как? Последним поездом, что приходил на станцию, был поезд, который унес их, а после взрыва и раздававшихся выстрелов, я был уверен, что составов больше не будет. У нас было два варианта, один не лучше другого: отправиться за ними пешком по туннелям и надеяться, что мы не натолкнемся там еще на пустóт, или взобраться по эскалатору и встретиться со всем, что бы ни ждало нас наверху (вероятнее всего, твари из команды зачистки), а там перестроиться и пересмотреть нашу стратегию.
Сам я точно знал, что выберу. С меня было достаточно темноты, и более чем достаточно пустóт.
— Пошли, — произнес я, потянув Эмму к застывшему эскалатору. — Найдем какое-нибудь безопасное место и решим, что делать дальше, пока ты восстанавливаешь свои силы.
— Ни за что! — воскликнула Эмма. — Мы не можем просто бросить остальных. Неважно, как я себя чувствую.
— Мы и не бросаем их. Но надо быть реалистами. Мы ранены и беззащитны, а остальные должно быть уже в нескольких милях отсюда, давно покинули метро, и на полпути неизвестно куда. Как мы вообще найдем их?
— Таким же образом, как я нашел вас, — подал голос Эддисон, — с помощью моего нюха. Странные люди, знаете ли, обладают своим особым ароматом, таким, что только псы моего происхождения способны его учуять. И так случилось, что вы являетесь очень благоухающей компанией странных. Страх усилил запах, я полагаю, ну, и нечастые ванны.
— Тогда идем за ними! — воскликнула Эмма.
Она потащила меня к путям с неожиданной силой. Я засопротивлялся, и мы потянули друг друга за руки в разные стороны, словно при перетягивании каната.
— Нет. Поезда точно уже больше не пойдут, а если мы отправимся туда пешком…
— Мне все равно, что это опасно! Я не брошу их.
— Это не просто опасно, это бессмысленно. Их там нет, Эмма.
Она выдернула свою руку, и, хромая, направилась к путям. Споткнувшись, она чуть не упала.
— Скажи что-нибудь, — прошептал я Эддисону.
Он закружил вокруг нее, не давай ей идти дальше:
— Боюсь, юноша прав. Если мы пойдем за ними пешком, след наших друзей улетучится задолго до того, как мы сможем их найти. Даже мои выдающиеся способности не безграничны.
Эмма посмотрела на туннель, потом на меня. На ее лице застыло мученическое выражение.
Я протянул ей руку.
— Пожалуйста, пойдем. Это вовсе не означает, что мы сдаемся.
— Хорошо, — тяжело вздохнула она. — Хорошо.
Но как только мы направились к эскалатору, кто-то окликнул нас сзади из темноты.
— Сюда!
Голос был слабым, но знакомым, с русским акцентом. Складывающийся человек. Вглядевшись в темноту, я едва различил возле края платформы его бесформенный силуэт с одной поднятой рукой. Во время общей свалки в него попала пуля, и я полагал, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но он лежал здесь и махал нам рукой.
— Сергей! — крикнула Эмма.
— Вы его знаете? — спросил Эддисон с подозрением.
— Он был одним из беженцев мисс Королек, — ответил я и насторожился, услышав нарастающее завывание сирены, эхом доносящееся с поверхности. Приближались проблемы, возможно, проблемы замаскированные под помощь, и я волновался, что с каждой секундой наш шанс на безопасный выход становится все меньше. Но, с другой стороны, мы не могли просто бросить его.
Эддисон поспешил к складывающемуся человеку, огибая самые большие завалы стекла. Эмма позволила снова взять себя под руку, и мы с ней поплелись следом. Сергей лежал на боку, усыпанный осколками стекла и весь в пятнах крови. Пуля явно попала куда-то в жизненно важный орган. Его очки в тонкой оправе треснули, и он постоянно поправлял их, пытаясь получше разглядеть нас.