Еле волоча ноги, Сходов побрел по направлению к тому месту, откуда слышался грохот. Он попытался тащить за собой мешок, но силы оставили его.
Теперь он знал, где стоит дом. Над домом снова завертелась вертушка.
Согнувшись Сходов брел вперед. Вдруг он отчетливо услышал выстрел. Значит, Анисимов все-таки стреляет! Вот и крыльцо…
Анисимов увидел почти ползущего к дому начальника, вернее мутную тень, на мгновение мелькнувшую в снежном вихре.
Механик втащил Сходова в дом, в коридор, потом прямо на кухню. Здесь в одной рубашке на спальном мешке, разбросавшись, лежал Женя.
– Раздевайтесь, Василь Васильевич! - торопил Анисимов. - Сейчас согреетесь.
Сходов тяжело опустился на скамью, удивленно глядя на плачущие, в потеках, стены.
– Тепло? - как бы не веря себе, выговорил он, потом спросил строго: - За углем ходили? Кто вам разрешил покидать станцию в пургу?
– Да никуда я не ходил! - с восторгом перебил его Анисимов. - Работает наша карусель… И тормоз работает! Наладил я его! Все дело в обхвате. Надо было, чтобы колодка на большой поверхности к шкиву прижималась. Вот смотрите…
Только теперь Сходов рассмотрел, что уходившая через потолок стальная труба крутилась. Анисимов сунул руку в котел центрального отопления и быстро выдернул ее.
– Кипяток, прямо кипяток! - радостно крикнул он.
– А мешки там… - проговорил Сходов. - Вехи я поставил.
– Это наш резерв, Василь Васильевич! Все-таки ветер не всегда будет!
– Верно, - согласился Сходов. - Он встал, подошел к больному, склонился над ним. - Ну, как, Женюшка? Хорошо в тепле?
– Хорошо, Василий Васильевич! - тихо проговорил метеоролог и улыбнулся.
Сходов подошел к Анисимову, крепко обнял и неожиданно поцеловал.
– Самолетов больше вызывать не будем, - твердо сказал он. - Камни износятся. Вместо диска мешалку поставим. Понял?
Яростный ветер носился по острову, наметая сугробы. Он снова гнал одно на другое ледяные поля, рвал в небе черные тучи и с ревом набрасывался на одинокий дом.
И опять от дома к метеоплощадке шел человек. Ветер хватал его за полы полушубка, вставал перед ним снежной стеной. Но тот же ветер с дикой силой крутил на крыше дома диковинную вертушку, которая громыхала, как танк.
Человек с электрическим фонариком и тетрадкой в руках шел против ветра…
Когда я кончил рассказ, было уже поздно. Пора было расходиться спать.
По своему обыкновению я прошелся по кораблю. Мы стояли на рейде, подниматься на капитанский мостик было не за чем.
Острова в ночной темноте уже видно не было. Только в одном из окошек далекого домика светился огонек. Он походил на самую низкую звезду из всех, что зажглись сейчас в небе.
Старший помощник готовил подъем катера.
Я отменил подъем.
Старпом очень удивился. С выгрузкой было покончено. Зимовщики с острова уже перебрались на корабль.
Я ничего не стал объяснять старпому.
– Подождите до утра, - сказал я ему и пошел спать.
Она, Маша, конечно, ждала меня около моей каюты.
– Ну, как, Маша, - спросил я ее, - по ветру пойдешь или против ветра?
Так закончил Борис Ефимович свой рассказ.
МАРСИАНИН
В кают-компании «Георгия Седова» поселился дух «марсианской катастрофы». Никто уже не хотел рассказывать об арктических приключениях, моряки и полярники вспоминали подробности тунгусского взрыва, волновались, спорили… Наш «Северный Декамерон», как сказал капитан, сел на мель…
– Придется уж вам выручать, Александр Петрович, - смеясь обратился он ко мне. - Пусть теперь писатель-фантаст расскажет что-нибудь фантастическое, раз астрономический гость на такой лад всех настроил.
– Да, да! - оживились собравшиеся в кают-компании. - Такое расскажите, чтобы и поверить было нельзя!
– А в межпланетный корабль над тайгой поверили? - пошутил я.
– Американцы говорят: «В бога мы веруем, а остальное наличными», - сказал капитан. - По-моему «наличного» было много.
– Так много, что… и не опровергнешь, - заметил летчик, огромный, в собачьих унтах и комбинезоне. Он должен был выбрать место для аэродрома на одном из островов и потому плыл на «Георгии Седове».
– Не поверишь… и не опровергнешь, - задумчиво сказал штурман Нетаев.
– Значит, рассказать, чтобы не поверили? - спросил я, уже решившись вклинить в слышанные здесь нехитрые повествования об арктической жизни рассказ о жизни совсем иной, невероятной, невозможной, но…
Меня стали слушать, может быть, чуть недоверчиво, со снисходительной или подбадривающей улыбкой, может быть, с той же самой, с какой перевертывает читатель эту страницу, ожидая вымысла…