Выбрать главу

Плененный город приносит султану богатый доход, особенно за счет паломников, которые стекаются сюда, в знаменитые Афонские монастыри. На дорогах к ним выставлены заставы. Ни один богомолец не пройдет без уплаты дани мимо стражников с кривыми, как полумесяц, короткими саблями.

Не только турецкого султана кормят богомольцы. Подстерегают их и разбойники. Ведь иные паломники немалые деньги наживают подаянием. Они зашивают их в полы драных плащей или, еще хитрее, прячут в долбленые посохи.

Василий снова остался один на чужбине. Плавание было трудным и долгим. Опасаясь пиратов, маленький кораблик осторожно пробирался между скалистыми островками Адриатики, жался к самому берегу, где, цепляясь корнями за скалы, росли кипарисы и лавры. Порой ветер стихал, паруса безжизненно обвисали, и путешественники целую неделю стояли почти на одном месте. А потом налетел шквал.

Кораблик скрипел, проваливаясь в ложбины меж водяных холмов, трюм заливало, едва успевали откачивать. Во время шторма капитан приказал привязать пассажиров к мачтам, чтобы не снесло ненароком за борт.

Рувим Гурский сильно страдал от морской болезни. Он отощал, ослаб и, когда приставали к берегу, даже не сходил с корабля. Василий один карабкался на скалы, где висел над морем какой-нибудь монастырь, больше похожий на военную крепость.

Постоянное общение с паломниками, одинокая жизнь вдали от родины, полная опасностей и невзгод, сделали Василия религиозным. В одном из монастырей он постригся в монахи по примеру Рувима Гурского и стал посещать все «святые места» по пути.

В монастыре на острове Хиосе заинтересовали его древние рукописи, писанные еще на пергаменте. Так увлекся, разбирая их, что едва не опоздал на корабль.

А поднявшись на борт, увидел, что Рувим Гурский стал совсем плох. Старик уже не открывал глаз и к утру умер на руках у Василия. Бросить тело в воду по морскому обычаю Григорович-Барский не дал. Высадился с корабля на берег, сам выкопал могилу под большим кипарисом и похоронил земляка в каменистой греческой земле. Корабль его ждать не стал, ушел в море. А Василий двинулся в горы. Чтобы побольше видеть и избавиться от приставаний стражников, пошел он в Афон кружным путем, потаенными козьими тропами.

Завидел вдруг странник среди скал необычный родник. Он выливался звонкой прозрачной струйкой из-под огромного камня и падал в круглую ложбинку. Все дно и стенки этой ложбинки покрывали какие-то странные наросты, белые, точно мрамор. Эти наросты переплетались, как корни деревьев или ветви. Василий склонился над водой и хотел обломить кусочек белой каменной ветки. Вода была горячая.

«Что за притча? - удивился Василий. - Как же такова теплота от спудов земных истекает?»

И вдруг он увидел, что рядом с его тенью на воду легла еще чья-то… Василий обернулся. За его спиной стоял человек, голый до пояса, загорелый, голова повязана рваным платком, за широким кожаным поясом пистолет и нож с костяной ручкой, какие носят пастухи в горах. А из-за большого камня выглядывал второй - лохматый, с приплюснутым носом и рябинками на скуластом лице.

Тот, что в платке, подошел к Василию, оттолкнул его в сторону, заглянул в воду.

– Ты что там прятал? - хрипло спросил он Василия. - Золото?

– Видит бог, ничего.

– А что делал?

– Смотрел, как вода белые камни творит…

Разбойник недоверчиво засопел, протянул руку.

– Харач, - властно сказал он. - Харач давай!

Второй, которому надоело ждать, выскочил из-за скалы, отшвырнул Василия на острые камни. Из сумки пешеходца выпала толстая тетрадь в переплете из телячьей кожи. Лохматый коршуном кинулся к ней.

Василий опередил его и схватил тетрадь.

– Это что? Отдай! - сказал первый, кладя руку на пистолет.

– Записи мои о странах, которые видел. На что они вам?

– Отдай! - буркнул лохматый, пытаясь разжать руки Василия. Тот, забыв обо всем, вцепился зубами ему в плечо, лягнул его ногой. Разбойник поскользнулся на мокрых камнях, сбил с ног своего товарища, и тот с воплем рухнул в каменную чашу родника, обдав всех горячими брызгами.

А Василий метнулся в другую сторону и, прижимая к груди тетрадь, полетел куда-то вниз, ломая сучья, сбивая камни…

У «РУКОТВОРНЫХ ГОР»