– Якши. Хорошая погода будет.
В воздухе посвежело, чувствовалась близость какой-то реки. Наконец увидели ее, мутную и быструю, в низких берегах. Это была Сыр-Дарья. Переплывать ее было трудно, сильное течение сносило лошадей. Пришлось привязывать к бокам каждой лошади надутые воздухом бараньи шкуры. А за рекой снова пошли сыпучие пески. Кости павших верблюдов валялись вдоль караванной тропы. Здесь от жажды и палящего зноя умерло трое пленных. Их никто не хоронил. Просто оттащили в сторонку, и караван пошел дальше.
Когда впереди, наконец, что-то зазеленело, не поверили пленники своим воспаленным глазам. Думали, что опять призрачное видение, какие часто мучали их среди песков: то озеро привидится, то какой-то город с башнями и высокими стенами, а подойдешь ближе, и все исчезнет - опять один постылый песок.
Но сейчас видение не исчезало. Уже можно было различить отдельные деревья, серые глиняные домишки, поля возле них. Начиналась Бухарская земля…
РАБСКАЯ ДОЛЯ
Их привели на базар. Тут Ефремова разлучили с Родионовым. Степана купил и увел за собой на цепочке, как собаку, какой-то важный толстый мулла в зеленой чалме. А Филипп Ефремов стал рабом хаджи Гафура, богатого купца, караваны которого ходили и в Персию, и в Китай, и даже в Индию.
Но прожил у купца Филипп только месяц. Хозяин подарил его правителю Бухары Данияль-бию. Это был хитрый и жестокий старик. Вступив на престол после смерти своего племянника, Данияль-бий не принял предложенный ему титул хана, а потребовал, чтобы его называли просто аталыком, правителем. Ханом же числился подросток Абулгази. От его имени издавались указы и чеканили монету, но правил всем хитрый Данияль-бий. Без его разрешения хан даже из дому выходить не смел.
Ефремова назначили в охрану аталыкова дворца. Тут было много чужеземцев: и туркмены, и воинственные джемшиды из Афганистана, и персы. Им аталык больше доверял, чем своим воинам: иноземцы чувствуют себя пленниками в чужой стране, значит, и побоятся восстать, не имея поддержки народа.
Пленный сержант исправно нес караулы, а в свободное время бродил по городу. Он изучал теперь местный язык, расспрашивал о городах и дорогах, мечтал о побеге. Но судьба готовила ему новые тяжкие испытания.
Однажды утром прибежал к нему служитель и сказал:
– Ступай за мной. Аталык зовет.
Войдя в парадные покои, где на груде подушек сидел Данияль-бий, Ефремов увидел рядом с ним еще одного человека - чернявого, с коротко подстриженными усами, в шелковом халате. Ефремов узнал его. Это был Ир-Назар-бай, который только вчера вернулся из Петербурга, куда ездил послом.
Из Петербурга! Сердце у Филиппа екнуло: «Может, ему толмач нужен для нового посольства… Вдруг возьмет в Петербург и удастся вырваться из плена?»
Данияль-бий, видно, понял по лицу Ефремова, о чем тот думает. Усмехнувшись, аталык спросил:
– Скучаешь по дому, урус? Знаю, потому и позвал. Тут тебе весточка пришла, почитай.
С этими словами он кивнул послу, и тот протянул сержанту какую-то бумагу, свернутую в трубку.
Ефремов торопливо расправил ее. Знакомые буквы, родной язык!
На глазах у Ефремова выступили слезы. Откуда-то издалека донесся властный голос аталыка:
– Что это за бумага? Отвечай.
– Это паспорт, твоему послу выданный для беспрепятственного проезда через все места, под державой России находящиеся, - ответил Ефремов, не отрывая глаз от бумаги.
– Паспорт? - переспросил аталык, переглянувшись со своим послом. - А он правильный?
Филипп Ефремов недоуменно посмотрел на аталыка.
– Конечно. Вот и подпись и печать проставлена. Все как положено.
– Это я вижу, - махнул рукой аталык. - А почему печать стоит внизу, а не наверху?
Ефремов пожал плечами.
– У нас в России так полагается: сначала дело излагают, потом подписывают и внизу печать прикладывают.
Аталык снова переглянулся с послом, подумал, потом недоверчиво сказал:
– Ты лжешь. Печать поставлена внизу, чтобы унизить нашу магометанскую веру. А почему ты плакал?
Филипп Ефремов покраснел.
– От радости, господин аталык, - смущенно ответил он. - Сколько времени уже российского письма не видел! Отпусти меня домой, век буду бога за тебя молить.
Данияль-бий нахмурился.