Джо сообщил об этих фотографиях своему дядюшке, который сразу же согласился прикусить язычок и никому о Яне и его странном хобби не рассказывать. Все сделанные Яном в кабинете усовершенствования, а именно: сложные замки на дверях, плексигласовые стекла на окнах и сейф — были по приказу профессора Джадида в один из уик-эндов незаметно сняты и унесены на склад, после чего кабинет передали профессору, который должен был занять его в следующем семестре. Найденные в офисе книги — за исключением двух или трех, которые профессор Джадид отнес домой, — перекочевали в библиотеку факультета. Профессор, правда, обещал передать их родственникам Пюхапэева, если таковые вдруг объявятся. Мы с профессором разговаривали как-то по телефону и, прощаясь, согласились, что было бы неплохо поддерживать отношения. Возможно, на этот раз так и будет (в конце концов, я могу взять инициативу на себя).
Пару недель назад я хотел одного: побыстрее уехать из Линкольна. Теперь, насидевшись в своей детской спаленке, где мои контакты с внешним миром были сведены к созерцанию сериала «Закон и порядок» по каналу НЮ-1 в четыре часа пополудни (контакты с Анной, Даной, матерью и Виком не считаются), я вдруг подумал, что готов дать руку на отсечение, лишь бы только снова там оказаться. Это, однако, все эмоции, а эмоции, особенно такие сильные, быстро проходят.
ЧЕМОДАН
Да будет благословен Тот, кто являлся роду человеческому под видом стольких метафор.
Когда Идриси покинул Сицилию, его собрание насчитывало пятнадцать предметов. Поскольку я собираюсь произнести короткую речь в свою защиту, то не могу не упомянуть в этой связи и о шестнадцатом. Скажем, это был джутовый мешок Омара Иблиса. Тут, однако, надо иметь в виду, что вещи из джута, за исключением тех редких экземпляров, которые специально сохраняются, не обладают достаточной прочностью, чтобы пережить тысячелетие. В таком случае остается предположить, что джутовый мешок как таковой являлся лишь воплощением идеи путешествия, идеи о жажде перемены мест. Поэтому мы имеем полное право назвать шестнадцатым предметом чемодан, в который мы с Тону сложили пятнадцать артефактов, хранившихся в доме у Яна. И давайте добавим к этому еще один предмет — билет на самолет. Тону показал мне его в тот самый момент, когда в мою дверь постучал Пол. Билет в один конец, в салон первого класса. К нему прилагался конверт, набитый деньгами, которых вполне хватило для безопасного перемещения чемодана и моей скромной особы в некое секретное место.
Предпочитаю говорить об этом в пассивном залоге, поскольку меня не оставляет чувство, что я весьма активно эксплуатировала и использовала Пола. Пассивный же залог создает иллюзию, будто все это происходило волею судьбы. Ведь Пол был такой хороший мальчик (надеюсь, им и остается). Просто слишком молодой — ему едва исполнилось двадцать три, а в этом возрасте большинство людей не представляют интереса, поскольку только еще начинают приобретать необходимую глубину и значительность.
Мы встретились с Полом вскоре после того, как я помогла одному человеку убить другого. Я помогла обладавшему даром убеждения незнакомцу убить человека, который, если взглянуть со стороны, находился под моей опекой уже около года. В этой связи я очень переживала и считала себя негодяйкой. Мальчик появился у моего порога совершенно неожиданно, словно ниоткуда; он хотел говорить с мной и проявлял неподдельное внимание. Не скрою, оно мне льстило. Тем более он всячески давал мне понять, что я представляюсь ему чрезвычайно привлекательной женщиной. Все получалось у него так естественно и я невольно сама в это уверовала, что тоже было очень приятно. Я тогда особенно нуждалась во внимании и понимании. Мне было необходимо утвердиться в мысли, что я вовсе не исчадие ада или чудовище в человеческом образе. Я хотела обрести уверенность, что мои поступки не сделали из меня отщепенку, не достойную находиться в обществе порядочных людей. Мало того, мне требовалось, чтобы кто-то убедил меня в этом. Вот кем был для меня Пол: моими костылями, временной опорой, в которой я так нуждалась. Мне бы очень хотелось перед ним извиниться, но исходя из тона его послания, я сомневаюсь, что он прислушается к моим словам. Впрочем, рано или поздно он преодолеет и свое чувство ко мне, и свои обиды, и забудет обо всем. Ибо сказано: «Все проходит, пройдет и это».