Она не издала ни звука. Только беспрерывно водила рукой по своим черным волосам. На меня смотрела твердо, как будто вот-вот что-то скажет, но мы-то знали, что не скажет.
Больше я ее не видел. 14 ноября с ней случился третий удар. Мы навестили ее всего один раз. Это было жутко.
Необходимо, чтобы во всем этом был какой-то смысл. Иначе можно прийти в полное отчаяние.
Мы навестили ее один-единственный раз. На обратном пути в автобусе я маленько разнюнился. Тогда Свен Хедман взял меня за руку, под локоть, осторожно-осторожно, и я в конце концов перестал.
Со Свеном и Альфильд Хедман обошлись несправедливо.
Иногда мне кажется, что какое-то время я был близок к тому, чтобы понять, что за жизнь у нее была. Но я так и не успел.
III. ПРИБЫТИЕ НА ОСТРОВ ПОСРЕДИ МОРЯ
1. Открытие муравейника
Главное — начертить точные карты.
Остров с горой Франклина находился на расстоянии шестнадцати морских миль к югу от побережья Нюланда; из дальних финских шхер можно было различить вершину вулкана. Иногда он курился. Никто на остров не ездил — из-за страха перед убитыми русскими, похороненными там, и из-за страха перед водившимися на острове в изобилии гадюками.
Остров располагался на 61,15 градуса северной широты, а долготу не вычисляли. Этим, наверно, объясняется, что его так долго не могли найти. На острове росли ели, которые не рубили много столетий, настоящие великаны, ветви до тридцати сантиметров в диаметре. По ним можно было идти довольно далеко. Когда вулкан ворчал, ветви дрожали, словно Божьи пальцы.
Но с них было видно далеко окрест.
Там, в заполненном водой кратере вулкана, «Наутилус» встал на вечную стоянку. Судно мирно покачивалось в нутре вулкана, и там спрятался Юханнес, чтобы в библиотеке найти себе укрытие.
Нюланд с его пальмами, зачастую непроходимыми джунглями и опасными песчаными блохами, где на мать Ээвы-Лисы, парализованную и беспомощную, напали в ее последние часы крысы, этот материк, откуда родом многие из самых близких мне людей, о котором я мечтал и которого боялся, — туда мне не суждено вернуться никогда.
Но недалеко от побережья я обнаружил остров, последнюю стоянку «Наутилуса», где Юханнес нашел себе прибежище в библиотеке капитана Немо.
«Если бы врага не было, его надо было бы создать», — написал он в одной из своих записок.
Это словно мимолетная улыбка, чуть ли не презрительная, и все-таки дружелюбная. Как будто он хотел сказать: Вот, возьми, теперь ты должен свести все воедино. А сведя воедино, ты покинешь судно, откроешь краны и дашь ему уйти на дно. Всю твою жизнь мы с тобой этого избегали. Но сейчас я даю тебе это знание в дар. Мешок с камнями, который тебе предстоит таскать остаток жизни.
Итак, сведи воедино, если успеешь.
Пригожий?
Последние часы его жизни я не сводил с него глаз. Пригожий? Скорее как недоступная часть моей жизни, и тогда слово «пригожий» не годится.
Посмертные карточки. Папин блокнот. Возвращение найденного мертвым ребенка.
Живой Юханнес, мертвый я. Или, может, наоборот.
Тысячи клочков с записями. Странная библиотека, в таком случае.
«Ээва-Лиса вычеркнула мою жизнь, когда я вычеркнул ее. Если кто-то вычеркивает жизнь, значит, он — палач жертвы. Но если оба?»
«Но о смерти, о смерти ты не знаешь ничего. Ничего!»
Самое прекрасное и человеческое: жить как монстр, далеко-далеко, и быть тем, кто делает человеческое видимым. Сросшиеся из Браттбюгорда.
Альфильд стала ведь лошадью, а Свен все равно точно чокнулся, когда она умерла. Быть может, люди срастаются, находясь в крайней опасности и нужде. И если другой умирает, то ты остаешься сросшимся с трупом.
Поэтому посмертные карточки ставили на комод?
Великий грех являлся в деревню каждую Страстную пятницу вместе со свидетельницей Иеговы, торговавшей своим товаром, несмотря на страдания Спасителя на кресте, когда всем вменялось сидеть тихо и чувствовать, как это ужасно.
Малый грех явился вместе с Ээвой-Лисой. Может, она прятала его в чемодане. Вообще-то за малым грехом скрывалась такая благородная мысль: чтобы Юханнес перестал нервничать. И чтобы Юсефина вновь обрела утраченного однажды ребенка. И поэтому она сжалилась над Ээвой-Лисой.