Подойти поближе и схватить газеты я не могу, а то свалюсь, чего доброго. А ведь Ээва-Лиса ждет меня, мне никак нельзя утонуть.
Мальчик ушел под воду. Его, конечно, подхватило течением, и он медленно плыл подо льдом, может, к Русскому острову, где захоронены русские и полно змей. Может, его отнесет к Мелаон, где Альфильд Хедман однажды превратилась в лошадь, хотя потом и умерла.
Глаза у него были широко раскрыты, когда он лежал в «Норран». Теперь он плыл подо льдом, медленно и задумчиво, с широко раскрытыми глазами, подумал я. Совсем медленно.
Интересно, что он видел.
Может, Сын Человеческий смилостивится над ним. Он же друг детей, пусть на меня у него времени и не хватало. Оставалось только надеяться, что он смилостивится и над Ээвой-Лисой, и надо мной, хотя мы и живые.
А потом я пошел обратно.
Свен Хедман увидел меня из окна кухни и, выйдя на крыльцо, спросил, в чем дело.
Я не ответил, а направился прямиком в дровяной сарай.
Ээва-Лиса по-прежнему сидела, прислонившись к деревянной колоде, так, как я ее оставил. Глаза ее были широко раскрыты, но смотрела она не на меня. Я подошел к ней и прикоснулся к ее щеке. Лицо покрыто испариной, но холодное, как лед.
— Ээва-Лиса, — сказал я. — Я здесь. Миленькая, пожалуйста, Свен Хедман с крыльца зовет меня. Он сейчас придет, уже утро, Ээва-Лиса.
Она лишь смотрела прямо перед собой.
Все так много болтают о чудесах, но почти никто в них не верит. Считается, что просто так оно говорится. Но это не просто так говорится, это так и есть. И когда думаешь, что хуже не бывает, оказывается, что ничего непоправимого по-настоящему нет.
А поскольку это так, чудеса существуют. Это надо понимать, хотя мне потребовалось немало времени, чтобы это уразуметь. Собственно, вся жизнь.
Я прижал ладонь к ее щеке, а потом убрал. И тогда Ээва-Лиса сказала: Не убирай руку.
И я опять прижал ладонь к ее щеке.
Она заговорила: Я знаю, ты сделал, как я тебя просила, спасибо большое тебе за это. Но теперь мне нужно кое-что тебе сказать. — Откуда ты знаешь, что я сделал, как ты просила? — робко прошептал я.
Знаю, ответила она. Знаю, что тебе страшно, но больше бояться не надо, потому что я уже не боюсь. С этим покончено. Но сейчас ты должен довериться мне. Поверить во все, что я скажу, иначе и тебе и мне будет худо. — Во что мне надо поверить, что ты мне скажешь, Ээва-Лиса? — спросил я. Я на время уйду, сказала она, но это не страшно, потому что я к тебе вернусь, я ворочусь назад. — Что ты такое говоришь? — сказал я. Я не покину тебя, ответила она. Я должна ненадолго умереть, но это будет не так, как они все думают, потому что я вернусь. — Ты меня покинешь, выдавил я. Нет, сказала она. И я ворочусь не на небе, а здесь, на земле. Не убирай руку.
Испарины уже не чувствовалось. Щека была холодная. Я прижимал руку к ее щеке.
Ты думаешь, сказала она, что все худшее уже произошло. Но все впереди, самое важное. То, что случится сейчас, — это самое худшее и самое лучшее, не убирай руку, и теперь ты должен внимательно выслушать, что я скажу. Я ненадолго умру, но я тебя не покину, я буду рядом с тобой в этой земной жизни. Не думай, будто я говорю о небесах. Я вернусь сюда. — Чё ты мелешь, сказал я, этого не может быть, невозможно. — Не убирай руку, сейчас я открою тебе тайну, сказала она. Какую еще тайну? — спросил я. Я умерла, но скоро воскресну, и воскресну в этой земной жизни. — Чё ты мелешь, снова произнес я, распуская нюни, это ведь невозможно. — Вот я и открыла тайну, сказала она, больше мне нечего сказать, потому что я рассказала все, как оно есть. А теперь иди и позови Свена Хедмана.
Она была такая пригожая. Но больше ничего не сказала. Сидела, прислонившись к колоде, и молчала, глядя своими карими глазами прямо перед собой. Что она там такое говорила? Как можно в это поверить? Но я подумал: придется поверить в ее обещание вернуться ко мне.
И я убрал руку. И пошел за Свеном Хедманом.
IV. ВОСКРЕСЕНИЕ
1. Таинственный остров
Сигналы и знаки неразборчивы.
Спящие птицы расположились на озере странными формированиями: легли на белое снежное покрывало, образовав знаки или буквы, словно хотели составить слова.
В первые дни после случившегося в дровяном сарае было всего очевиднее, что они ни на что не способны. Я наблюдал за ними, никому не говоря ни единого слова.
Они формировались в сигнал, но пока еще не могли.
Свен Хедман вычистил сарай. Меня отправили в больницу, но, поскольку я был здоров как бык, вернулся домой в тот же день. По большей части я сидел у кухонного окна и зорко наблюдал за знаками, ни единым словом или действием не раскрывая своим друзьям, что Благодетель намеревался, быть может, сигналом указать мне путь.