«Иди на место!» – кричала она мне, готовясь открыть красивые синие двери читального зала ровно в половине девятого. И я мчалась за конторку выдачи книг. «Встань прямо! – одергивала она. – Библиотекари не сутулятся!» И я выпрямляла спину.
Поначалу эти окрики меня задевали, но потом я поняла, что в такой вот ворчливой манере миссис Скоггин проявляет заботу. Возможно, так делают матери. Я попала в библиотеку прямо из детского дома, так что мало знаю о родительском воспитании.
Каждое утро, когда я приношу ей в постель первую чашку чая и помогаю прикрепить бейдж с надписью «Библиотекарь», миссис Скоггин приветствует меня теми же словами, что когда-то в читальном зале: «Иди на место, милочка!»
Но если я спрашиваю, какое же место лучше подходит для трех привидений (и кота), чем этот старый дом, она лишь сверлит меня взглядом.
Она зовет меня «милочкой», потому что в глубине души любит. А еще потому, что у привидений плохая память на имена. Но в библиотеке она всегда звала меня по имени – когда указывала на тележку с книгами, которые надо срочно вернуть на полки, или размахивала очередным листком бумаги и жаловалась, что мой почерк невозможно прочесть.
Или сообщала, что опять видела в подвале мышь.
Или напоминала, что в принтере кончилась бумага.
Или что лампочки на балконе очень пыльные.
В общем, думаю, все понятно.
Теперь, в нашем уютном доме, миссис Скоггин меньше волнует пыль. Но каждый понедельник, когда я выхожу по делам в город, она часто кричит мне вслед с крыльца:
– Выше голову, милочка! Подними глаза! Займи свое место в мире!
И я стараюсь держать голову выше. Но если бы мистер Брок прочитал книгу обо мне, он никогда бы не воскликнул: «Какое мужество!»
Глава 11. Мортимер
По ночам Мортимер часто видел в окне луну, но даже не представлял себе, что такое ночь под открытым небом.
Небо!
«Бессчетные звезды, – шепнуло ему сердце. – Крупицы сверкающей пыли».
Воздух!
«Теплый и мягкий, – шепнуло сердце. – И нежный щекочущий ветер».
Звуки!
«Это лягушки поют ночную песню. То все вместе, то по очереди».
И как у них получается замолкать в один и тот же момент?
Очень, очень интересно.
Когда у него в голове мелькала мысль, Мортимер часто слышал странное эхо. С ним так было всегда, с самого детства.
Однажды вечером, незадолго до того, как их с сестрой разлучил пожар, Мортимер спросил Петунию, бывает ли у нее такое эхо. Они тогда лежали в подвале библиотеки в своем любимом углу и понемногу задремывали.
– Дурачок, – сказала Петуния. – Это не эхо. Эхо просто повторяет звуки.
– А что же это?
– Наверное, голос твоего сердца.
– У сердца есть голос?
– Вроде того, – Петуния пристроила одну лапку на шею Мортимеру и крепко уснула.
Кот вытянулся на траве под ящиком с книгами, поглядел на звезды, вспомнил Петунию и почувствовал себя частичкой Вселенной.
Правда, чуточку одинокой.
Он многое повидал из окна второго этажа за эти годы. Но теперь невольно задумался: а чего же еще он не видел?
Внезапно Мортимер услышал голоса. Громкие голоса. Мышиные голоса.
– Вот тебе! Вот! – пропищал тонкий голосок. – Так я ему и сказал, очень громко! Вот тебе! А потом я это сделал, сам не знаю как. Я ее выпустил. А он остался ее держать. И никак не мог сообразить, куда я делся!
Раздался смех.
Мортимер вглядывался в траву, пока не заметил три серые фигурки, семенившие друг за другом.
Интересно, кто и что выпустил? И кто остался это что-то держать? Но кот знал: если подать голос, мыши громко завопят и удерут. Поэтому он сидел очень тихо.
– Да уж, ты ему показал, Финн! – пискнул другой мышонок. – Вот тебе, глупый старый филин!
– По-моему, это был ястреб, – сказал Финн.
– А, ну тогда – вот тебе, глупый старый ястреб!
– Я тобой горжусь, – сказал другой голос. – А через пару недель у тебя все заживет. Будешь как новенький.
– Да, мамочка.
Мамочка? Мортимер дернул ухом. Раньше он об этом не задумывался, но у мышей, конечно же, были матери. А как иначе?
– Скажи честно, малыш, тебе очень больно?
– Ни капельки!
Мышиное семейство направлялось не к дому. Поэтому Мортимер постарался не переживать из-за пяти мышиных дверей, оставшихся без присмотра.
Он постарался не думать про яблоки, про корзины с картошкой и про шкафчик с сыром, с которого сняли дверцы.