А всяко посылаю ти две главы, выписав от книги премудраго Цицерона, римскаго наилепшаго синглита,[252] яже еще тогда владели римляне всею вселенною. А писал той ответ к недругом своим, яже укаряше его изогнанцом и изменником, тому подобно, яко твое величество нас, убогихъ, не могуще воздержати лютости твоего гонения, стреляюще нас издалеча стрелами огнеными сикованции[253] твоея туне и всуе.
Андрей Курбский, княжа на Ковлю.[254]
(...)
Зри, о царю, со прилежаниемъ: аще поганские философи по естественному закону достигли таковую правду и разумность со дивною мудростию между собя, яко апостолъ рече: «Помыслом осуждающим или оставляющим»,[255] а того ради и всею вселенною попустил Богъ имъ владети, а мы християне нарицаемся, а не токмо достигаемъ книжников и фарисеов правды, но и человеков, естественным законом живущих! О, горе нам! Что Христу нашему отвещаем на суде и чем оправдимся? Аки по лете едином или дву писания перваго моего к тобе,[256] видех збывшееся от Бога, по делом твоим и по начинанию рук твоих, прескверную и зело паче меры срамотную победу над тобою и над воинством твоим,[257] яко погубил еси славу блаженные памяти великих княжат руских, прародителей твоих и наших, в Великой Руси царствующих блаженне и преславне. И мало того, яко не постыдился еси и не усрамился от Господа наказания и обличения, яко и во перших епистолиях воспомянухом ти, сиречь казней неправедных различных беззакония ради твоего,[258] еже в Руси никогдаже бывали и отечества твоего преславнаго града Москвы сожжения от безбожных измаильтян,[259] и взял еси на ся прескверным произволением фараоницкое непокорение и ожесточение сопротив Бога и совести,[260] отнюдь поправши совесть чистую, во всякого человека от Бога вложенную и яко недреманное око и неусыпнаго стража всякому человеку душе и уму безсмертному подану и поставлену стражи ради и хранения. И что еще безумнейшего творишь и дерзаешь? Не срамляешися писати к нам, аки бы ти, воинствующу сопротив врагов своих, сила животворящаго креста помогала! И тако непшуеши или мниши? О безумие человеческое, наипаче же развращенные души от похлебников, или от любимых маньяков твоих! Зело аз о семъ удивляюся и все сущие, имущие разум, наипаче же те, которые пред тем знали тя, когда в заповедех Господних пребывал еси, избранных мужей нарочитых окрестъ собе имел еси и не токмо был еси храбрый и мужественный подвижник и врагом твоим страшен, но и Священнаго Писания преполон и святынею и чистотою освящен. А ныне во якую бездну глупства и безумия развращения ради прискверных маньяков твоих совлечен еси и памяти здравы лишен!
Како не воспомянеши во священных книгах лежащих, к наказанию нашему писаных, иже прескверным и прелукавым Богъ всемогущий и святыня его не помогает? (...)
А твоего величества лютость ни единаго Непотияна и прочих дву неповинных,[261] но бесчисленных воевод и стратилатовъ благородныхъ[262] и великихъ в роде, и пресветлых в делесех и в разуме, и в военных вещах искусившихся от самые юности своея, и в полкоустроениях, и свидетельствованных сущих мужей, еже бываетъ наилепшее и наикрепчайшее в борениях ко преодолениям супостатов, различными смертми разтерзал еси и всеродне погубил без суда и без права,[263] приклонивши ухо единой стране, сииречь презлым ласкателемъ, пагубником отечества. И бывша в таковых сквернах и кровопролитиях, посылаешь в чюждую землю армату великую християнскую под чюждыи грады без ыскусных и свидетельствованных стратилатов, и к тому отнюдъ не имущихъ мудраго и храбраго простатора, или гетмана великаго, что бывает в войске паче всего погибельнейшее и поветреннейшее, сииречь вкратце рещи: без людей, с овцами или з зайцы, не имущими добраго пастыря, которые от ветру листу веющаго боятся, яко и во первой моей епистолии воспомянухом о каликах твоих,[264] ихже воеводишками усильствуешъ безстыдне творити вместо оных предреченных храбрых и нарочитых мужей, избиеных и разогнаных от тобя.
А ныне к тому приложил еси и другую срамоту прародителемъ своимъ, сромотнейшую и тысяща крат беднейшую: град великий Полоцк со всею целою церковью, сииречь со епископомъ и клирики, и воинством, и с народы предал еси, пред обличием твоим, егоже был достал еси персми своими, уже не глаголю, тешечи тебе, нашими верными службами и многими труды, бо еще тогда не всехъ был еси до конца погубил и розогнал, егда Полоцка досталъ былъ еси.[265] Собравшися со всемъ твоим воинством, за лесы забившися, яко един хороняка и бегунъ, трепещешъ и исчезаешъ;[266] никому же гонящу тя, токмо совесть твоя внутрь вопиюще на тя, обличающе за прескверные твои дела и бесчисленные крове. Только ти негли остовает сваритися, яко рабе пьяной, а что воистинну сану царскому належит или достоит, сииречь суд праведный и оборона, се уже подобно изчезла за молитвою и советом прелукавые четы осифлянския Васьяна Топоркова, яже ти советовал и шептал во ухо не держати мудрейшие рады при собе,[267] и других таковых советников твоих вселукавых мнихов и мирских. Се славу таковую от них получил еси! И светлую победу изообрели тобе, яко пророчествовал Костянтину Великому святый Николае за трех мужей[268] и тобе множество блаженный Селивестръ, исповедникъ твой, казняще тя и наказующе о непреподобных твоих делех и прелукавых нравех, на нь же и по смерти непримирительне враждуешь! Або не читал еси во Исайе пророце лежащаго: «Лутчи, — рече, — лоза или жезлъ приятеля, нежели ласкательные целования вражии?».[269]
вернуться
(На поле: сенатора.) А всяко посылаю ти две главы, выписав от книги премудраго Цицерона, римскаго наилепшаго синглита... — Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) — древнеримский политический деятель, философ, писатель и оратор. «Книга» Цицерона, на которую ссылается Курбский, — это сочинение Марка Туллия Цицерона «Paradoxa ad М. Brutum». Г. З. Кунцевич указывает на печатное издание этой «Книги» 1541 г. (см.: РИБ. Т. 31. Стб. 137—138, примеч. а). «Главы» — это отрывки текста из «Paradoxa ad М. Brutum», II. 16—19 и IV. 27. Данные переводы из «Парадоксов» Цицерона были использованы Курбским как приложения к первой части его составного «Отвещания» на Второе послание Ивана Грозного, писавшегося в несколько приемов в период времени между получением царского послания Курбским через возвратившегося из русского плена князя А. И. Полубенского осенью 1577 г. и 15 сентября 1579 г. (см. наст. изд. и коммент. к нему).
вернуться
...Андрей Курбский, княжа на Ковлю. — Город Ковель с крепостным замком расположен на территории Волыни. Был дан князю Курбскому польским королем Сигизмундом Августом на содержание в июле 1564 г. В феврале 1567 г. Ковель был пожалован Курбскому на ленном праве в награду за доблестную службу Курбского в рядах королевской армии (см.: Устрялов Н. Сказания князя Курбского. СПб., 1868. С. XVI—XVII). Данной подписью первоначально заканчивался текст «Отвещания» Курбского царю на его Второе послание. Этот текст князь Андрей в более поздних приписках к нему называл «первым писанием» или «первой епистолией». Составил он его вполне, очевидно, не ранее конца 1578 г., когда «окаянные воеводишки» были в качестве военнопленных доставлены в Речь Посполитую на «великий сейм» (см.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 298—299; Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный. С. 66—67). После данной подписи Курбского в рукописи помещены два отрывка из «Парадоксов» Цицерона, о которых говорилось в коммент. выше. Эти отрывки в настоящее издание не включены.
вернуться
...апостолъ рече: «Помыслом осуждающим или оставляющим»... — Ср. Рим. 2, 14—15.
вернуться
Аки по лете едином или дву писания перваго моего к тобе... — Под «первым писанием» здесь несомненно имеется в виду не Первое послание Курбского Ивану Грозному 1564 г., а первоначальный текст Третьего послания Курбского царю, который писался в ответ на Второе послание Ивана IV к Курбскому, переправленное в Литву через отпущенного из русского плена гетмана князя А. И. Полубенского осенью 1577 г. Этот текст был составлен в своем окончательном виде никак не ранее конца 1578 г.
вернуться
...видех... прескверную и зело паче меры срамотную победу над тобою и над воинством твоим... — Здесь имеется в виду захват Полоцка польско-литовскими войсками 31 августа 1579 г. Ниже Курбский вновь обращается к этой теме, где трактует сдачу царскими войсками Полоцка как «срамоту прародителемъ своимъ сромотнейшую и тысяща крат беднейшую». Курбский действительно видел это «срамотное» поражение царских войск, так как принимал личное участие в победоносном походе польского короля Стефана Батория на Полоцк.
вернуться
...яко и во перших епистолиях воспомянухом ти... беззакония ради твоего... — Под «першими», т. е. первыми, «епистолиями» Курбский имеет здесь в виду свои Первое и Второе послания к царю.
вернуться
...и отечества твоего преславнаго града Москвы сожжения от безбожных измаилътян... — Имеется в виду грандиозный пожар Москвы, который произошел 24 мая 1571 г.
вернуться
...фараоницкое непокорение и ожесточение сопротив Бога и совести... — Курбский имеет в виду эпизод библейской истории, связанный с исходом евреев из Египта, когда древнеегипетский фараон в своем ожесточении и непокорстве не желал выполнить волю Бога и отпустить богоизбранный народ из Египта, благодаря чему он заслужил страшную гибель со своим войском в волнах Чермного моря (см. Исх. 5—14; ср. Рим. 9, 17).
вернуться
...ни единаго Непотияна и прочих дву неповинных... — Курбский в опущенном в наст. изд. тексте вспоминал эпизод из легендарного Жития Николая Чудотворца, спасшего трех оклеветанных воевод — Непотияна, Урса и Ерпилиона, которые были неправедно осуждены на казнь римским императором Константином I Флавием. Деятельность Николая Мирликийского относили к IV в. н. э., но сказания о нем стали складываться позже — в IX—X вв. На Руси был известен перевод Жития Николая Мирликийского, составленный Симеоном Метафрастом, византийским автором X в., который во времена митрополита Московского Макария был включен в состав Великих Миней Четьих. Однако текст рассказа Жития дается Курбским в Третьем послании к Ивану IV не в переводе Макарьевских Миней Четьих, о котором он, очевидно, не знал, а в переводе, осуществленном Курбским совместно с сотрудниками своего литературно-переводческого кружка в Миляновичах (см.: Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный. С. 51—52).
вернуться
...бесчисленных воевод и стратилатовъ благородныхъ... различными смертми разтерзал еси и всеродне погубил без суда и без права... — Курбский имеет в виду несчетное множество опал и казней русских воевод, начавшихся в России после падения правительства так называемой «Избранной рады» по наущению новых советников царя Ивана IV — «презлых ласкателей». Впечатляющую и красочную картину этих опал и казней Курбский нарисовал в своей «Истории».
вернуться
...яко и во первой моей епистолии воспомянухом о каликах твоих... — Курбский здесь имеет в виду не свое Первое послание Ивану IV 1564 г., а первоначальный вариант Третьего послания царя с приложенными к нему двумя отрывками из «Парадоксов» М. Т. Цицерона.
вернуться
...град великий Полоцк... досталъ былъ еси. — Город Полоцк был взят польско-литовскими войсками под предводительством короля Стефана Батория 31 августа 1579 г. Захват Полоцка явился крупнейшим поражением армии Ивана Грозного в Ливонской войне, ибо он свел на нет победоносное завоевание Полоцка русскими войсками под командованием Ивана IV 15 февраля 1563 г., которое было важнейшим военным успехом России в этой войне.
вернуться
Собравшися со всемъ твоим воинством, за лесы забившися, яко един хороняка и бегунъ, трепещешъ и исчезаешъ... — Курбский имеет здесь в виду, очевидно, тот известный факт, что Иван Грозный, находясь с главными силами русской армии во Пскове, не пришел на помощь к Полоцку, когда его штурмовали польско-литовские войска (см.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975. С. 47). Стояние царя с войсками во Пскове вряд ли объяснялось трусостью царя, как это трактует Курбский в данном пассаже. По мнению Р. Г. Скрынникова, пребывание царя с войсками во Пскове диктовалось начавшейся концентрацией шведской армии в районе Нарвы и Ивангорода и тем, что царь дорожил Нарвой как крепостью и портом больше, чем Полоцком.
вернуться
...за молитвою и советом прелукавые четы осифлянския Васьяна Топоркова... не держати мудрейшие рады при собе... — Вассиан Топорков — племянник основателя иосифлянства, игумена Волоцкого Успенского монастыря Иосифа (в миру — Ивана Санина), являвшегося воинствующим церковником, ярым сторонником самодержавия и противником нестяжателей. Вассиан был одним из первых постриженников Волоцкого Успенского монастыря, а затем игуменом Николаевского Песношского монастыря, расположенного в удельном Дмитровском княжестве. В 1525—1548 гг. был коломенским епископом. Вместе с митрополитом Московским Даниилом оказал большую поддержку Василию III в его бракоразводном деле в связи с бесплодием его первой жены Соломонии Сабуровой, активно участвовал в осуждении Максима Грека, Вассиана Патрикеева и других нестяжателей. С 1542 г. жил в Николаевском Песношском монастыре. Упомянутая в комментируемом пассаже «мудрейшая рада» — это так называемая «Избранная рада» Ивана IV, представлявшая собой круг особо приближенных к царю лиц — «государевых советников», проводивших от имени царя внутреннюю и внешнюю политику страны и крупномасштабные реформы в конце 1540—1550-х гг. Главными деятелями «Избранной рады» были окольничий А. Ф. Адашев и священник Благовещенского собора в Московском Кремле Сильвестр. Термин «Избранная рада» употреблен и истолкован Курбским в его «Истории о великом князе Московском». Слово «рада» является полонизмом (польск. «rada») и означает «совет». Рекомендацию царю Ивану о необходимости отстранения «мудрейшие рады» Вассиан Топорков дал царю в мае 1553 г., когда последний посетил Песношский монастырь. Подробно об этом Курбский рассказал на страницах своей «Истории».
вернуться
И светлую победу изообрели тобе, яко пророчествовал Костянтину Великому святый Николае за трех мужей... — Курбский опять припоминает эпизод рассказа Жития Николая Чудотворца о трех оклеветанных и неправедно осужденных воеводах — Непотиане, Урсе и Ерпилионе, за которых ходатайствовал перед византийским императором Константином Николай Мирликийский, однако, согласно тексту Жития, святой Николай пророчествовал не победы императору над врагами, а различные беды ему в случае отказа помиловать оклеветанных воевод.
вернуться
(На поле: Виждь.) Або не читал еси во Исайе пророце лежащаго: «Лутчи, — рече, — лоза или жезлъ приятеля, нежели ласкателъные целования вражии?» — В книге пророка Исайи такого или подобного ему текста нет. Вероятно, как заметил еще Г. 3. Кунцевич (см.: РИБ. Т. 31. Стб. 152. Примеч. в), Курбский в данном случае имел в виду текст из книги Притчи Соломона, который он процитировал выше в данном послании ошибочно как «пророческое слово». Оба изречения, которые процитировал Курбский в комментируемом послании, сходны по своему идейному смыслу, однако в то же время они имеют лексические различия. Ни одно из них не совпадает дословно и с соответствующим текстом славянского перевода, напечатанного в Острожской Библии, где читается: «Достовернейши суть струпи друга, нежели волнаа любзания врага» (см.: Библия. Острог, 1581. Притчи Соломони. Л. 39). Нет совпадения и со славянским переводом Геннадиевской Библии, где содержится следующий текст: «Достойно вериейши струпи друга, нежели с лестию лобзаниа врага» (ГИМ, Синодальное собр., № 915. Л. 434. Сообщено Ю. А. Грибовым). Отмеченные несовпадения могут объясняться тем, что князь Андрей цитировал данные библейские тексты по памяти. В пользу этого свидетельствует тот факт, что изречения царя Соломона Курбский ошибочно называет в данном послании «пророческими словами» или словами пророка Исайи. По всей вероятности, по памяти князь Андрей цитировал тексты Священного Писания и в Первом послании царю Ивану, написанном вскоре после побега в Литву, когда все его книги были оставлены в спешке в Юрьеве (ср.: Рыков Ю. Д. К вопросу об источниках... С. 239, 244). Не исключено и то, что источником для Курбского были в ряде случаев не сами библейские тексты, а творения отцов церкви. Так, созвучную вышеуказанным изречениям цитату можно прочитать в Первом страстном слове Иоанна Златоуста об Иуде-предателе и о Тайной вечере Господней, переведенном с латинского текста в литературном кружке Курбского в Миляновичах и включенном князем Андреем в составленный им в 70-е гг. XVI в. сборник под названием «Новый Маргарит»: «Лепше есть раны искреняго, нежели целования вражия». К слову «искреняго» в списке перевода на поле сделана глосса: «приятеля» (см.: Kurbskij A. М. Novyj Margarit. Historisch-kritische Ausgabe auf der Grundlage der Wolfenbütteler Handschrift / Hrsg. von I. Auerbach. Gissen, 1977. Bd 1. Lfg. 2. S. 29). Реминисценции из вышеуказанного Слова Иоанна Златоуста обнаруживаются во втором заключительном постскриптуме Третьего послания Курбского Ивану Грозному, написанном в Полоцке 15 сентября 1579 г.