Одного только Феодора-сенатора решил еще испытать, не получит ли еще какую-нибудь надежду своему зломудрию — привлечь его к своей воле, если Феодор страданий князя своего устрашится, а может быть, и пожелает его сана и власти в Черниговской области. Если же нет и если, так же мудрствуя, непреклонен будет Феодор, то, тем же мукам его подвергнув, приказал умертвить. Впредь же решил больше такого не повелевать, но совершенно от этого тогда отказаться.
Ради этого-то испытания, доблестному Феодору предстоящего, он и обещал святому Михаилу на благом том совете так же те же венцы воспринять, сообща пострадав, чтобы по справедливости теми же почестями насладиться за предпринятый труд подвига.
А мучитель уже и решение произнес о доблестном сенаторе Феодоре: «Если выполнит волю кагана и, последовав за волхвами, поклонится кусту и огню, пусть предо мной предстанет Феодор, — говорил мучитель, — и нашей честью пусть насладится, став наследником своего господина, и его властью будет почтен, и как князь венчан будет нашей десницей. Если же он отнесется с презрением к нашему повелению и пренебрежет нашими благими дарами, от нашей милости да отпадет: сначала пусть будет подвергнут тем же мучениям, что и великий князь Михаил, а потом пусть будет предан смерти».
Объявили это великому Феодору и ожидали посланные, что он им на это ответит. Он же со спокойной душой ясным голосом возгласил: «Пусть знает каган, что Феодор, советник господина своего, князя Михаила, очень желает быть наследником его славы, — только не в Орде и не в Чернигове, рабствуя Батыю, но выше земли, в самих небесах, чтобы там со славой предстоять Царю царей и Господу господ, Иисусу Христу, Владыке всех, вместе со своим князем Михаилом, где тот ныне и есть. А чтобы за волхвами последовать сквозь огонь и кусту и солнцу поклониться, так этого да не будет ни со мною, ни со всяким другим христианином, истинным богопочитателем, однажды то оплевавшим. Преходящую же, вернее снящуюся, славу и честь пусть кому хочет отдаст. Большое бесчестие, ведая о вечной славе и чести, о мимотекущей мечтать! Я христианин и поклоняюсь Пресвятой Единосущной Троице! Что хотите делайте!»
Услышав эту священную речь великого Феодора, скверные татары взбесились от гнева, как звери, яростно устремились на него. И, схватив его, скверными своими руками били святого, немилостиво его мучили, плоть ему сокрушив, землю под ним кровью напоили, а затем наконец голову ему отсекли. Так и доблестного Феодора путь завершился: следом за своим князем великим Михаилом взошел он ко Христу и той же славы, что и хотел, наследником стал, изрядным победителем дьявола явившись.
Тогда же суровая варварская рука, по приказу мучителя, бросила святых добропобедных мучеников в пустом месте, «чтобы, — сказал он, — звери и птицы съели их». Но священные тела святых мучеников долго невредимыми пребывали. И каждой ночью столпы света над ними сияли, всеми видимые, оттого что Бог таким образом показывал неотступную от священных тел хранительную силу и действие своей благодати. Ибо «славящих Его прославляет Господь». А тех, кого руки скверных дурным образом повергли, со временем благочестивых людей руки, омыв должным образом, под землею сокрыли.
Вот подвиги непобедимых страстотерпцев Христовых. Таковы победы великого Царя доблестных воинов, храбрых ратоборцев со злым мучителем за Церковь, невесту Христову, похвально боровшихся и как победители увенчавшихся! История о святых этих крепких страдальцах, великом князе Михаиле и Феодоре-сенаторе, так и завершилась, как рассказано. <...>
От крови этих святых поклонение огню угасло! От их страданий ордынские службы исчезли! Их смерть — великое утверждение благочестия! Вот какие похвалы эти мученики стяжали подвигами за благочестие, скольких пресветлых венцов трижды храбрые сподобились от Подвигоположника тем, что души свои за друзей своих положили и умерли ради церкви Христовой поклонниками Троицы! Если попросят у нас сегодня хвалений, какие же хвалы мы им принесем, таких похвал сподобившимся? Только чтобы почтить память мучеников, принялись мы за слово, и чтобы наши души воспоминанием о них просветить, и не явиться с пустыми руками в день памяти перед ними.
Принесите же и вы все что-нибудь в память о мучениках, почтите и вы торжество, кто как может! Какими же почестями? Я говорю не об украшении венками преддверий, облачении в мягкие одежды, многотучных трапезах и излитии винных угощений, составлении гнусных хороводов, которые обычно порабощают свободные души, размягчая их и разлагая, делая легко сползающими ко злу, от добродетели же отвращающимися и ленью объятыми, но о таких почестях, какие святым угодны и христианам приличествуют.