Целомудренный же послушникъ привязася оному союзомъ духа, вождениемъ того и образомъ последуя, в совершеннейшая добродетели вперяшеся и, того житию ревнуя, к подобнымъ того готовяшеся въспоминаниемъ. Не мякко бо, ниже слабо явы душевное предстояние, но мужествено всячески и непоколебимо основание жизни своей положи, еже есть послушание и смирение, и сие себе приобретение велие имяше.
Бе же и сие тщание доблему, еже делания своя и помыслы вся поведовати отцу своему, блаженному Сергию, и наказание от него усердне приимаше, и велие утешение себе творяше о поучении беседъ его, не бо желаше именем точию добродетели, но и деломъ истинно добродетеленъ явитися. Въ всем Христовъ образ на учителя возлагает, и не яко на человека взирая, но яко пред Богомъ стояти мняся, и елика повелена ему бываху от преподобнаго, то яко от самехъ Христовых устъ приимаше, и вся с верою послушаше, пачеже делы исполняше.
И сего ради явися, «яко древо, при исходищих водъ насажденно и плод даяше на всяко время»,[109] сладокъ и обильнейши. Якоже убо въ благородных садох бывает, егда от перваго прозябения предъвозвещаетъ делателю настоящимъ видомъ цвета иже напоследокъ доброту плода, тако и сего разсудительный отецъ сматряа внутренима очима и познаваше хотящую в немъ напоследокъ провозсияти пресветлую благодать. И умысли сего пастыря обители оноа поставити вместо себе, еже и бысть, и устраяетъ его во служении, яко быти ему второму по настоятели.
Блаженный же Никонъ милосердие на всехъ просто имея, и еже до конца тихо и человеколюбиво; произволение же его побежаемо бе превеликимъ дарованиемъ духа. За превеличьство человеколюбия о всех бо всегда печашеся, благоразумне же и веледушне симъ служа и премудре их утешая, и когождо лишение подаяниемъ исполняя; никтоже имъ от братиа презираем бываше и никтоже человеколюбия не сподобляем, и толико яко ни от родитель некимъ неудобно таковая к чадомъ сотворити, елика онъ къ братии творяше. И пребысть время доволно в доблемъ ономъ послушании, служа братии со смирениемъ всяцемъ.
Блаженный же Сергий повсегда сматряше его в толицехъ добродетелех цветуща, и веселяшеся духомъ, и прежде шестихъ месяцъ своего преставлениа призывает все священное исполнение, и сему пред всеми, аще и не хотящу, монастырьское строение и о братии попечение яко искусну вожду вручаетъ; сам же преподобный крайнее безмолвие любомудръствоваше. Блаженный же Никонъ зело о семъ болезноваше, но не смеяше преслушати повеления отчая, паче же повиновашеся, яко добръ послушникъ.
По мале же времени великому оному и богоносному отцу Сергию къ Господу отшедшу.[110] Преподобный же Никонъ болезньми острыми сердце си уязвляше, и утробу огнемъ печали рапаляше, и тяжкою скорбию содержим, умилено взывая, и горе стеняше, лице слезами омывая, и якоже к живу святому беседоваше: «Отъиде, преподобный отче, вся моя надежда отойде! Кто убо ми есть прочее по Бозе прибежище, и кое обрящу утешение!» Что убо не глаголя, что же ли не творя, часто одру святаго себе приметааше и мощемъ оплеташеся, спогребьстися паче воляше, нежели жити, таковая учителя разлучився. И со мноземъ плачемъ и рыданиемъ гробу того предаетъ, новый Авраамъ новаго Исаака,[111] или якоже другий Елисей вместо милоти тело наследова отчее.[112]
По отшествии же его вся, елика от него творимая, тщашеся с любовию исправити, и не бе погрешно того учительство, понеже паче слышания таковая на учители очима зряше, и сие образъ бе к наказанию доволенъ и кроме словес. О братии же попечение велие имяше, и всехъ равно любяше и часто наказующе, о еже не пренемогати въ молитвах, но подвизатися комуждо противъ силе. Всехъ же сматряше, благоразсудная она глава, елицехъ убо зряше предъспевающихъ о Господе, о сихъ радующеся, и веселымъ лицемъ к симъ беседоваше, и воспоминаше, еже не ослабляти от подвигъ, но яко начаша, тако и скончати. Овехъ же убо зряше нерадивехъ и в разленении живуща, о сих зело скорбяше, и уныломъ образомъ симъ беседоваше, наипаче же беседу продолжаше.
«Потщитеся, — рече, — братие, о своемъ спасении, понеже отвъргохомся мира и всех, иже в немъ, ради заповеди Божия, подобаетъ бо намъ, отлучившимъ себе Богови, единой воли его внимати и о спасении душь нашихъ попечение имети; да не како леностью погружаеми суще, вечная погубим. Господу глаголющу: „Никтоже, възложивый руку свою на рало и зря въспять, управленъ есть въ Царство Небесное".[113] Пребываяй же в заповедех Господних до конца, без сомнения, неизреченнаа благаа восприиметъ». Сия же глаголя и множае сих.
111
112