«Поусердствуйте, — говорил, — братья, о своем спасении, ибо отреклись мы от мира и от всего, что в нем, ради заповеди Божьей, и подобает нам, посвятившим себя Богу, одной только воле его внимать и о спасении душ наших заботиться; да не лишимся вечной <жизни>, побежденные леностью. Сказано же Господом: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не предуготовлен для Царства Небесного». Пребывающий же в заповедях Господних до конца, без сомнения, неизреченное добро восприимет». Так говорил он и более того <поучал>.
Они же все с радостью слушали его, а многие отказались от прежних своих привычек и жили с того времени в воздержании, с всяческим смирением. Тех, кто хотел стать иноком, с вниманием, и кротостью, и совершенной любовью он принимал, согласно братолюбивому уставу; мудро и разумно их распознавал, и каждому необходимое <духовное> врачевание определял, ибо был очень мудр и разумен в словах своих, и утешал их, наставляя в добрых делах, и искусно учил от всего злого твердо и до конца воздерживаться, а благие дела совершать непрестанно.
Обычай же был у преподобного такой: все службы часто он обходил, следил за работой каждого и ободрял, поучая. «Если страдания твердо перенесете, этим, — говорил он, — врага победив, нетленный венец в день пришествия Господня воспримете». Так он во всех духовных делах процветал, братию направляя. И от общих дел вместе с братией никогда он не отказывался, но наравне со всеми работал, для всех образцом в делах себя являя.
И прожил он жизнь свою доброчестную всем на пользу и в научение, а благие дела его совершеннейшим образцом <для всех стали>. Так он жил, как говорит писанное: «Винограднику Господа Саваофа цвести пышно и плодами кипеть, ибо чин церковный добролепно во имя Христа укрепляется и службы по чину устрояются». И было имя Никона как нечто священное прославляемо и всеми устами человеческими хвалимо. И из других земель, городов и селений многие богобоязненные и благородные приходили к нему ради пользы <духовной>, он же, любезно их принимая, с отеческим милосердием помогал как истинный душевный целитель, и поэтому все любили его и почитали как отца и учителя.
Но блаженный об этом очень скорбел и великой тщетой почитал, ибо не любил славы человеческой; больше же скажу, <сожалел>, что невозможно ему безмолвствовать, и вспоминал прежнюю свою жизнь, и когда один жил, и когда с отцом пребывал. И очень печалился, и думал: «Не подобает нам возвращаться к тому, что во имя заповеди Божьей оставили. Невозможно, чтобы стремящийся творить волю Божию не презрел прежде мирской любви и всех соблазнов мира не возненавидел. Мы же должны уповать на Господа, чтобы избавил нас от соблазнов». И тогда оставил Никон паству и стал жить в уединенной келье.
Братья же очень опечалены были этим и, не позволяя Никону оставить их, со слезами молили его, говоря: «Не оставляй нас, отче, как овец без пастыря, ибо с тобой мы в вере укрепляемся и освещаешь ты нас перед Господом». Он же ответил им: «Что делаете, чада, сокрушая мне сердце. Не удерживайте меня более, прошу вас, и чтобы никто из вас мне об этом больше ничего не говорил». Увидев, что решение его непреклонно, ничего не посмели они возразить ему, ибо знали все, что не ради телесного покоя сделал это преподобный, но для больших подвигов он освобождается и к большим трудам готовится, чтобы, главенства как великого бремени избежав, величие добродетелей в безмолвии и смирении обрести. Так мудрые, когда их хвалят, смиряются, а когда прославляют, сокрушаются и этим приближаются к Богу.
Братья же не могли оставаться без пастыря и, избрав одного из учеников святого, мужа, сияющего добродетелями, именем Савву, возвели того на игуменство. Он принял паству и был добрым пастырем порученного ему стада, насколько мог сам и насколько отца его, блаженного Сергия, молитвы помогали ему; а когда прошло шесть лет, и тот паству оставил. Тогда братья вновь приходят к блаженному Никону, умоляя его снова принять унаследованную им паству. Чудесный же этот муж, всему смирение предпочитая, не желал главенства и власти отвращался: знает ведь благоразумный, что легче и проще спастись, если учиться у других, а не самому учить; так и издавна заповедано было. И отказался <Никон>, говоря, что недостоин он для такого великого дела, братья же не переставали умолять его. А он с большой тяжестью принимал на себя бремя власти, да и от того страдал, что, как от матери, отрывали его от любезного ему безмолвия. Они же еще настойчивее, со многими слезами, просили его: «Подобает, — говорили, — тебе, отче, не для себя одного <только> о пользе заботиться, но более — о спасении ближних». Долго думал об этом преподобный, зная и о том, каково бывает воздаяние за попечение о братии. И поэтому, полагаясь во всем на одного Бога, который может все <так для него> устроить, чтобы и безмолвие доброе сохранить, и за настоятельство не остаться без воздаяния, вновь приемлет он игуменство. И оставляет он для себя часть каждого дня, чтобы одному единому Богу предстоять, струящимися из глаз безмолвными слезами лицо свое омывая.