Сице преже отъ Киева начальство на Владимирь преведе, таже и на Суздаль преложи. И понеже не преложишася отъ злобы, инамо еще начяльство отдаде. И ниже сице лучьши бышя, иногда же зде, овогда же онде, даже и до Ростова[22] начяльственейшее владычества княжение преводя. И по сихъ всех злобы отступити никакоже въсхотешя. «Верви бо триплетенны не скоро претръгнуться»,[23] — некто въ добраа премудръ глаголаше. И сиа три страсти: зависть, гръдость, неправда, — от мягкыхъ и ленивыхъ душь нескоро кто оттръгнетъ. Темъже потреба прочее и трьпчайшихъ страданий Богу попустити на нь.
Иде убо и врачем сие любезно: егда бо болезнь напоеньми и обязаниемъ повинути не възмогуть, тогда резаниа и жжениа прилагаютъ, въ еже бы пользы подати страдающему. И Господь такоже по онехъ всехъ неисцельне нас недугующих обрете, тогда прочее запустению попленениемь попусти быти, мучительнейшаго варвара наводя, съ многою злобою вся испровращающа, якоже лютый некий зверь вся поядая, останкы же ноготми растръзаа.
Тако тогда, Батыеви Русь попленяющу, съ многою буестию и сверипьствомъ, яко сточнитися лютости его оному мучительству, иже при Ираклии варваровъ иногда.[24] Храбрыя руси мечь пояде, овы же плещи въдаша съпротивным. Скипетродръжателя же овы оружиемъ падша, овы же кралевьства странники гостяше, всякыя помощи отпадше. Пресветлаго же Михаила князя великаго отъ сыроядца-зверя угры спасаху,[25] преже на столе преименитомъ иногда Киеву председевша. Грады же ратникъ испровращая, и гражаны овы въ пленъ, овы же оружию ядь полагаа, користи имея съкровища обретъ княжеска, великое мучительство всему рускому языку сътвори.
Протече же даждь и до пределъ Великаго Новаграда. Таможе внити ему, якоже глаголють мнози, Божественнаа сила възбрани, ибо здравьствоваше тогда Великий Новъградъ от злобы оноя, чистъ бо беаше зависти, и неправды, и гръдости. Равность в себе наипаче любяще, и нравом некако прости, гордитися не зело ведяще. Наипаче же церковныя мужа зело почитаху, и учителей стыдящеся по многу, удобь послушни поучаемымъ суще. Къ архиерею же, поистине яко овца къ пастырю и яко къ Христу, говеяху, еже и сыроядца оного не попусти вредити ихъ или озлобити, но внегда къ пределом ихъ приближитися, купно постыдевся, плещи вдаде, — Божественей силе възбраняющи ему.
Възвращающу же ся безбожному кагану[26] въ своя, заповедь положи, яко да велиции князя и местоблюстителе, грададръжци же и местницы, хотящии въсприати своя хоругви же и областиа, въсходятъ въ Орду и от кагановы рукы кыйждо свою власть да въсприимет, покаряяся и работая варваром, на месте своемъ седя.
И по отшествии безбожнаго оного варвара, велиции князи и местоблюстители, градодръжци же и местьници, кыйждо от бегьства своего въ своя възвращахуся. Но понеже заповедь мучителя разумешя, еже въсходити въ Орду, оттуду власти взимати, и тако ни единого покоя, ни ослабы получивше, вси къ каганови въ Орду идяху.
Уже и светлаго Михаила великого князя Чрьниговъ от угровъ пакы имеаше. Въ Орду же взыти тогда не въсхоте, но на столе своем самовластном седе и вещи строениа разсмотряа, и кая же от Батыя княземъ получнаа будуть.
Мръзскый же Батые постави влъхвы въводителя быти русскымъ княземъ къ себе. Въвожение же зело лукаво злохытрый умысли: не преже бо тому на лице приити которомуждо от русскыхъ князей, аще не огнь прошедъ и въврьгну вънь что, поклонитеся кусту и огню.
О преокаанная лукавая пленица: зависть, гръдость, неправда, — мати злымъ! Не токмо пленникы и рабы безбожнымъ владыкамъ любящих тя положи и оружию ядь, но и от Бога отвести ихъ и вечнаго живота лишити злочестным покланяниемъ окушаешися! Мръскыхъ матерей гнуснейшее порожение, како поядаеши крепкаа наша! Ибо князи наши пленени теломъ, пленени прочее и душею бышя, последовавше влъхвом сквозе огнь. Увы, благочестие кусту бывше! Къ каганови безбожному въхожаху, прошениа своя приимаху! Колико злохытрьство диаволе! Каково умышление лукавого! Аще бо князя отступникы сътворитъ, и на церковь что удобь възмощи, таже и христианьское имя въ Руси сътворить. И егда от среды виде умышление свое сбывающеся, радовашеся лукавый. Обаче безумный безумне поучится тщетнымъ: Церкви бо женихъ есть Христосъ, и тъй свою невесту чистую, необоримую съблюде. Яко стрелу избранну в туле имея крепкаго Михаила великаго князя, еюже устреливь, врага умертви и тще умышление его показа.
22
24