И азъ рано приидох и влезох пред него, и рече ми: «Акире, исправи ми се слово: како оже твоего князя ориве ржють на Адорстей и Наливстей земле, то наши кобылы жеребята измещуть на сей земле». И якоже речь сию слышах, вылез от Фараона и рекох отроком своимъ: «Имше дохорь живъ,[33] принесети ми». И отроци шедше, яша дхорь жив и принесоша ко мне. И рекох имъ: «Бийте, донележе Егупетьская земля слышиить». И почаша отроци мои бити и́. И слышавше людие, поведаша Фараону: «Акиръ разбуявся пред нашима очима: нашимъ богом посмеяся, пред нашим жертвищем потворы дееть». Яко слыша Фараонъ, възва мя к собе и рече ми: «Како что деля пред нашима очима нашима богомъ посмеяся?». И рекох Фараону тако: «Въ векы живъ буди! А сей дхоре велику пагубу сотворилъ, а не малу. Царь мой Синагрипъ вдалъ ми бе кочет на руци, того деля бе вдал ми, понеже бе пети гораздъ. Егда же хотях, въ той час пояше, и убужахся и идяхъ пред свой князь. Въ той же год николе не согреших. В сю же нощь иде дхоре си во Аливскую землю и во Адорскую и угрызе кочету моему главу и прииде семо». И рече ми Фараонъ: «Вижю тя, Акире, состарелся еси, умъ твой охуделъ еси: от Егупта до Адорьскыи земле есть 1000 и 80 верстъ, да како сий дхорь шедъ одиной нощи и угрызе кочету твоему главу и прииде опять той нощы?». И рекох ему тако: «Како слышавъ: на Адорьсти земле оже ореве ржють, и сде твоя кобылы жеребята измещют. А ты дееши изъ Егупта до Адорскыи земле 1000 и 80 верстъ есть». Якоже слыша Фараонъ у мене речь сию, подивовася.
И рече ми тако Фараонъ: «Исправи ми се слово. Есть одино бервно дубово, а на том бервне 12 сосне по 30 колесъ, а на колесе по две мыши — одина черна, а другаа бела». И рекох ему тако: «Се, егоже у мене вопрошаеши, в Наливстей земли и въ Адорстеи конюси то ведают». И рекох ему тако: «Оже то дееши бервно то есть лето, а еже то дееши 12 сосне на нем, то есть 12 месяца в лете. Еже дееши 30 колесъ, а то есть 30 дни въ месяци, а еже то дееши 2 мыши — едина бела, а другая чернаа — то есть день и ношь».
И рече ми тако Фараонъ: «Акире! Совей ми 2 ужа песком 5 лакот вдоле же, а вътнее — перста». И рекох ему тако: «Повели тивуном своим, да вынесут уж темже лицем ис полаты, да и азъ в того же образ совью». И рече ми Фараонъ: «Не слушаю твоего слова и (...) не съвиеши ми тако ужа, да несть ти нести дани египетскыя къ своему царю». Потом азъ, Акиръ, помыслих въ сердци своемъ, идох на требище фараоне и провертех оконце противу солнца вътнее, якы перстъ внидет. И якоже солнце взыде и вниде во оконце, к потом азъ, Акыръ, вземъ горсть мягкого песку и всуну въ оконце. Възвертеся въ солнци, яко уже. И потом кликнух и рех Фараону: «Послы отрок, да согублют уже сего, а другое в того место совию». Якъ се виде Фараонъ, посмеяся рече ми тако: «Днешным днем буди, Акире, възялъ пред Богомъ, яхо тя видих жива, яко изучил мя еси мудром словом». И потомъ сотвори ми Фараонъ пиръ велик и вда ми 3 лета дань египетскою, и почти мя, и пусти мя къ своему царю Синагрипу.
И придох къ царю, и якоже слыша мя идуща, и изыде противу мне, и сотвори великъ день, и посади мя выше велмож своихъ, и рече ми: «Акире! Егоже хощеши, вдам ти. А проси у мене!» И рекох ему тако: «Царю, покляняю ти ся, понеже твой живот, егоже ми хощеши дати, то дай Набугинаилу (...) другу моему: от того бо ми живот. И вдай ми сына моего Анадана; научил бо и бех уму своему и мудрости, и ныне вижю, яко забылъ есть первая словеса и прежнюю мудрость».
33