Дарий же, то видевъ, отчаявся, в недоумение впаде и, вся остави, побеже напрасно, сия словеса глаголя: «Окаянный аз, како небесным подобляхся и земных сподобихся, како всему свету царь бых, в моем отечествии не сподобихся умрети». Се ему глаголющу к Персиполю, граду своему, бежаше, сустигоша же его два велможи, Кандаркус и Аризванъ,[83] присныи и любимыи его властели, единъ от страны, а другий от другой мечи его прободоша и с коня его сорваша, свергше его с коня, едва жива оставиша.
Александръ же единаго воеводу призва, рече: «Ко индийской и перской войсце поиди и к нимъ рцы: “Царь вашъ Дарий убиен есть, не мозите бегати, но стоите. Аще ли начнете бегати, в сий день умрете”. И ко индианом глаголете: «Стойте, не бойтеся, ко царю вашему съ честию вас отпущу. Аще ли побегнете, в сий день умрете от меча». И Селевка посла индияном всимъ конное оружие взяти и иных живых ко царю их отпусти. Филон же к нимъ рече повеление Александрово, они же на землю падоша, поклонишася, знамена же все Поровы, и великии трубы, и кони вся оружия к Филону приведоша; от него прошения приимше, во свою землю отъидоша. На походе же рече к нимъ Филонъ: «Царю своему Пору рцыте: “Буди доволен индийским царствомъ во своей храброй земли, руки помощи чюжим на македонянъ не посылай. Ведомо да есть тобе, Поре, индийский царю, яко Филон по милости Александрове персомъ государь назвася и сусед тобе буду”». Перси же се слышавше, от инъдиян отделишася и Филону приступиша и сему во Александра место поклонишася, елико македоняне радовахуся, яко Александру работати сподобишася.
Александръ же гнаше своим полком до великаго Персиполя приспе. И не дошедшу ему до града, види Дария на пути лежаща, мало жива суща, едва дышуща, ко Александру вопияше: «Александре царю, сседи скоро, глас мой услыши». Александръ же озревся, рече: «Кто еси ты?» Дарий же рече: «Азъ есми Дарий царь, егоже коло годишное до небеса возвыси, се ныне неуставная честь до ада сниде. Аз есми Дарей, иже некогда всему свету царь бых, ныне во отечествии моем не сподобихся умрети. Аз есми Дарей, иже от многих тысячь людей почитаемъ бых, а се зде самъ на земли повержен лежу. Да ты, Александре, самовидець был еси мне, от коликие славы отпадох и каковою смертию умираю. Да таковой смерти и ты убойся, не остави мене в праху сем под коньскими ногами умрети; не тако бо ты немилостивъ, яко персы немилостиви суть, но вемъ тя благоутробна быти и благодателя ко своимъ злотворнымъ; тако бо всим велеумным подобает быти, добро бо рече: “Не воздай зло за зло, яко да Богъ от зла избавит тя”». Сие же Александръ слышавъ, Дариевым речем умилися и скоро с коня сседъ и плашъ с себе снемъ, Дария покры, македоняномъ же повеле на златую колесницу положити его и во град его понести повеле. И самъ Александръ насилное древо вземъ на рамо и понесе его, и к Дарию рече: «Се тебе по достоянию царску честь воздаю; да аще живъ будеши, болши сих узриши, аще ли умреши, тело твое по достоянию имам честити царски». И тако двигшеся внутрь града во царский в него двор внесоша и на златом одре положиша.
Александръ во многоценное одеяние облечеся и венецъ царя Соломана на главу положи и жезлъ златъ в руку свою вземъ, на престоле великом царя Дария седе. И тако персы вкупе с македоняны ко Александру приступиша и поклонишася, рекуще: «Многа лета Александру, великому, всего света царю, перскому государю». И приведоша пред него перскую царицу со дшерью Роксаною.
И сих видевъ Дарий, и пренеможе душею, и поболе сердцем, и много умилися и прослезися, Роксану за руку приимъ, жалостно пригорнувъ к своему сердъцу: «О душе, и сердце, и милый свете очию моею, вселюбезная дши моя Роксана, се тебе мужа ненадежнаго от Македонии приведох, не моим хотеыием, но Божиимъ произволением; сего Богъ персом господина сотвори и всему нашему государьству и имению. Не тако бо аз напрасно мнехъ бракъ твой сотворити, якоже ныне прилучися быти, но вси посолнычнии цари и князи на веселость брака твоего привести хотех и радость твою со многимъ сотворити веселиемъ. Вместо же браков красных многи ныне пролишася крови македоньскии и перскии. И мы, елико могохом, толико и подвизахомся, Богъ же имиже судбами весть нашей сопротивитися ярости и свою сотвори волю, неутолимии звери персы превозносимыми соедна македоняны и от обоих сих вкупе сотворити. И тобе повелеваю, дши моя, Александра по достоянию держати и сего яко государя и царя... Приими, Александре, прекрасный и милый очию моею свете, приими, Александре, единородную дшер мою Роксану, яже в радости велицей, благодестве родих, ныне же сию з жалостию великою оставивь, бо во ад отхожю и тамо всегда имам быти, идеже вси рожении человецы на земли. Не будет бо на земли моей и мне в крове моей ползы, егда во адово истление отхожу, не имамъ опят возвратитися. И сию яко рабу собе приими; аще угодно ти есть, жену собе поими, красна бо есть и мудра велми и благородну родителю есть дши». И сию 3-жды целовал, ко Александру приведе. Александръ же со престола воставъ и Роксану за руку приим с радостию ея полюби, и любезно целова, и на престоле с собою посади, и венец, з главы своея снемъ, на главу ея постави, и перстень, с руки ея снем, и на руку свою положи. К Дарию рече: «Виждь, господине Дарии, увери сердце, Роксана бо до живота царствовати имать». Дари же радостен бывъ велми, Роксане, дшери своей, рече: «Буди царьствующи в веки со Александром, емуже весь свет недостоин единому власу отпадающа от главы его». И се рекъ, царицу свою за руку приимъ, Александру рече: «Се мати твоея в место Алимпияды есть». К персом же озревся, рече: «Люби, Александре, персы, верны бо государю своему суть. И жалость моя, — рече, — на радость преложися. Кандарвуша же и Оризвана, убийцы мои, по достоянию их почти». И се рекъ и умре царь силный Дарий. Александръ же со всеми силами проводи до гроба с великою честию.
83