И оттоле дванадесятъ дний прешедше, на другое некое езеро дошед, в немъже вода сладка, яко сахарь. При краи же его ходи Александръ, купатися хотя. И се рыба из езера того исхожаше; Александръ же видев побеже, рыба же гонящи его и сунуся на брегъ на сухо... Александръ же рыбу тое ухватив и распластал, наиде во чреве ея камень яко гусиное яйце, светлостию же яко солнце сияше; Александръ же за фонаря место на копьи посреди войска ставляше. В ту же нощъ жены от езера того исходяху, и около войска хожаху, и дивными некими чюдными гласы красно и жалостно пояху. Сих македоняне слышавше, дивляхуся шесть дний. И оттоле пришедше, на место некое лужно доидоша. И ту человецы на них восташа, от пояса къ горе человекъ, и от пупа долу конь, исполини сии наричются. И сих множество бысть, и Александра наехаша, стрелы ношаше и луки. Стрелы же ихъ гвоздия не имеяху, но уверчено в стрелахъ от камении адаманта. Сих видевъ Александръ повеле ровъ великъ копати, и тростием и травою повеле покрыти, и на бой ихъ повеле поманити. Они же на бой приидоша, хитрости на собя не ведуще. Александръ же на нихъ поиде с войском и многих от них уби, инии мнози в ровъ впадоша, десят тысячь живых ухватиша и во вселенную изведе; толико они борзи бяху, яко ничему у нихъ утечи, и такови они стрелцы бяху, яко ничтоже грешаху. И симъ Александръ оружия направи, стрелы и мечи научи ихъ носити, и много ему на бранех помогаху. Егда же ихъ во вселенную приведе и ветру студену дохнувшю на них, вси изомроша. Александръ же оттоле сто дний пришед, ко пределом вселеньским приближися.
И ту в Солнечный град прииде и в солнычный храмъ уклонися. Писмена же ту наиде, иже о смерти его написано. И оттуду десят дний пришед, и люди изнаиде о единой ноги, одеяния же в них овчии бяху. И много их ухватиша и ко Александру приведоша. Александръ же вопроси их: «Что есте вы?» И рекоша они: «Александре царю, умилися о нас, отпусти нас, немощи ради нашей вселихомся в пустыняхъ сих». Александръ же пустити повеле. Они же, отшедше, на высоты гор взыдоша, по каменью скачюще, начаша смеятися, глаголюще: «О безумный Александре, како всехъ премудрил еси, мы же тебе премудрихом. Како бо нас пустилъ еси, мяса бо наша слаждьши всехъ мяс, кожа наша тако тверда есть, яко железо не имет; богатьства же у нас много есть, бисера великаго и камения многоценнаго несть числа». Александръ же посмеявся и рече: «Поистинне, всяка соица отъ языка своего погибает». И се рекъ, войску своему без оружия направитися повеле, и на гору ону с войском взошедъ, и около горы обшедъ, две тысящи живых ухватиша, и в станы их приведоша; и съ ихъ кожи веляше одирати, и кожи сушити повеле. Мяса же персомъ и египтом ести дасть. В ложищах ихъ множество камения многоценнаго изнаиде, без числа. И тако шесть дний прешед, на индейские пределы прииде. И ту Александръ смеяся, многа месяцъ бо имеяще не смеявся, отнележе смерть проповедана, оттоле всегда жалостенъ бяше. Всякий бо человекъ, смерть свою проповедав, жалостию радость пременяет.
На пределы же индейские прииде, Поръ же, великий царь, слышав, вестника посла ко Александру и листь, имеющъ сице: «Поръ, великий индеский царь, точен индейским богом, Александру, македоньскому царю, пишу. Яко перскаго царя Дария смерть превознесена тя много сотвори, от безумия своего сие претерпети имаеши. Не веси бо, пред силою моею не может тя укрыти вся вселенная? Мне бо разгневавшуся, вся поднебесная постояти предо мною не можетъ. Да буди доволен блудостию своею, прощения от мене прияти молися, и дани, еже от земля взялъ еси, принеси ми, сам же в Македонию втецы, животомъ своим промышляй. Аще ли сему не уверишися, нектому в Македонии укрытися не можеши, но и во вселенней не укрыешися». Скоро листь Александръ прочетъ к Пору другий писа: «Александръ, царь над цари, не своимъ храброванием, но Божиим промышлениемъ, великому Пору индийскому пишу. Ты ко мне пишеши, яко Дариево убиение мене превознесе. Ведомо да есть тобе, Дарий богом подобляшеся, якоже и ты, азъ же боги ваша победихъ. Ты же не велиши себе противитися, ащъ богъ силнеишии, почто Дарию не поможе, аще ли можаще или не смея? Аз с помощию Бога Саваофа не яко на бога, но яко на наимника человека иду, и человекъ бо недостоин Богом нарещися быти, Бога никтоже николиже виде. Ты же свою силою на бой иди, яко да болшия чести македонян сподобиши, толикою храбростию разбити тя имам. Аще ли живаго ухватим тя, не у Макариньский отокъ послати имамъ, иже боги твои тамо мниши быти, но во адъ, долнейшая земли и с ними мучитися имаеши, они бо суть тамо в геоне, якоже мне Иовантъ, макаринский царь, сказа. Буди доволен оброки своими».
И тот листь послу Порову Александръ дал, а сам же листь к матери своей Алимпияде и учителю своему Аристотелю писа в Македонию: «Александръ царь Алимпияде царицы и матери моей, радоватися пишу и Аристотелю и казателю моему. Четыре бо лета преминуша, мати моя, отнележе к вам не писах, сердоболству о семъ вамъ много же лета мню, и мысльми многими обуреваеми есми, якоже корабль некиими многими обуреваемъ волнами, тако сердце наше потоплена суть жалостию за вас. Много бо вас во сне видех, к вамъ сердечным обычаем влекомъ бе и жалостных вас, и радостных видех. Ум бо во сне многожды течетъ и зритъ далняя места. Тако от сна воставь, ложное его мечтание и видение упустив, и жалостен обема бывах, от сна же воставъ прелестна, немало скорбенъ буду. Тако бо вси стражут, иже сердечную любов имеютъ. Вем бо тя единородну сыну неизреченную любовъ имети; твою бо любовъ, иже ко мне, мое известует сердце, сердцу жалость и радость указует. Да о семъ всемъ согрешении милостива буди и согрешения наша прости; не убо от нелюбве, писах вамъ, пропущати к вамъ книг не могох. С востока бо идохом, во Индейскиих странах стахом; да еликая дивная прилучишася, се сь вамъ листь скажет. Весте бо, яко преж вамъ писах, яко перьское царство прияхомъ и царя их убихомъ, дшер его поях жену себе и вкупе македоняне с персы соединих. И тако всихъ сих поимъ, во Иерусалимъ приидох. Люди же града того в великаго Бога верующе изнаидох и сего силнейша Бога паче всех богов вашихъ видех. И поклонихся ему и веровах в него. Имя же есть ему Богъ Саваоф, невидим же есть человеческима очима, но умом единым едва доведомъ есть. И оттуду востах, во Египетъ приидох и ту египетскаго царя обретох на столпе, иже царство свое остави и в чюжю отбегъ землю. Имея разумъ, да разумеетъ. И ту еллиньские боги похулих, и от серафимъ славимаго Бога Саваофа помощию вооружився, и с Персиды на край земли ходих. Отнележе к вамъ писах, страны и места прешед нужно и силно, горы непроходны и поля непрезрема, и дивии же человекъ доидох, иже некогда великаго и силнаго Сонхоса царя разбише... И ту образь Сьнхоса цара обретох на столпе высоце златомъ искуснымъ написан. И на томъ столпе высоце разбои его выписан бысть, како его дивии человецы разбиша. Азъ же помощию Бога Саваофа их разбих. И оттуда востав с войском своимъ, луги многи преидох, ширина их день ходу, и тако до царства Раклиева и Семирамиды доидох. И образы их на столпехъ высоких на злате написаны быша. И оттуда воставъ, к востоку доидох и человеки различни наидох, 6 рукъ и 6 ногъ имяху, и звери, ихже не возмогох исписати к вамъ. И тако к Макаринскимъ отокам идох, и ту боги ваша исках видети, и ниединаго же не обретох, но паче и макариньский царь с клятвою возвести ми, яко еллиньстии бози в долнейших ада мучими суть вси. И отоки ихъ прешед и места глядах, идеже праотецъ нашъ Адамъ жилъ бяше, иже Едемъ наричется, в немже Богъ рай насади на востоце. Азъ же восхотехъ итти тамо, мне же макаринский царь не даваше итти тамо и глаголя: “Не может человекъ во плоти рая видети, пламенным же оружиемъ стрегомъ есть, и опалити тя имать”. И се слышав, азъ во вселенную возвратихся и, не ведущимъ намъ, рекамъ последовахом четыремъ, иже от рая во вселенную текутъ, и на десную страну шествии творяще, за год во вселенную изыдохомъ, и на землю Индескую, на индейскаго царя Пора идохом и вои сотворити с нимъ мыслим, яко да скорее сотворится повеление. И здравствующи буди, госпоже мати моя, с моимъ казателем Аристотелемъ и нам о собе писуйте».