И тако Александръ посреде ихъ ходя и Дария, царя перскаго, посредъ ихъ узре. Дарий же его увидев, жалостно проплакавъ, рече: «О мудрый во человецех Александре. а и ты ли зде осужден еси с нами быти?» Александръ же рече: «Несмь осужен, вас видети приидохъ». Дарий же к нему рече: «Пожди мало, да скажу ти дивная некая чюдная, иже прилучит ти ся на пути. Ведомо да есть тобе, како сия Клеопила, мастридоньская Кандакия царица, образ твой преписала есть и познати тя имает; но поиди, не сумнися, Богъ бо, в негоже веруеши, от руки ея избавит тя. Коснути же зде не мози». И паки Дарий, прослезився, к нему рече: «Милый мой сыну Александре, како персидьское царство стоитъ и какова любовъ дшери моея Роксаны предлежитъ к тебе?» Александръ же к нему рече: «Персида бо со мною мируетъ, якоже и с тобою была, Роксана же, дши твоя, со мною над всемъ светомъ царствует». Дарий же к нему рече: «Внутрь пещеры вшедъ, ту и Пора царя узреши». Александръ же Пора увидевъ и рече ему: «О великий индеиский царю Поре, яко некогда богом подобяся, зде же яко единь худый человекъ мучишися». Поръ же к нему рече: «Тако мучатся вси зде, иже земскою славою превозносящеся. Блюдися и ты, Александре, да не превозносися, да не сведешися зде мучитися». И сие глагола: «Честь жене моей Клитемищре соблюди». Александръ же к нему рече: «Буди печалуя мертвыми, а живыми не пецыся». И се рекъ, Александръ от пещеры тоя изыде, и до Кандавлуса прииде и, обрете его плачюща много, мнеша бо, яко Александръ в пещере погибе. Егда же его виде, радостию скоро притек к нему, целовав его и рекъ: «Почто, Антиоше брате, мешкал еси и много мене устраши; но поистинне, видехъ ныне, яко государя твоего Александра царя нарокъ великъ есть, увидех бо тя цела. Но скажи ми, иже в пещере той виде». И тако оба дивящеся до Кандакии царицы приидоша.
Клеопила же царица, пришествие сына ея видевше, радостна бысть велми, и с престола своего воставши, далече его вьстрети; слышала бо есть, яко Александръ убилъ есть. Радостию великою возрадовася и вопрошаше сына своего, вся увидати хотящи случившаяся ему. Кандавлус начатъ поведати ей, Александра же матери своея привед и рече: ей: «Се Антиох, Александровъ воевода есть, и сей живот мне далъ есть и жену мою и дшер от Евагрида он изручи, и вся, елика мне случишася добро, он сотвори мне все. Да приими его в сына место себе, мати моя, много бо он у Александра милостивен есть». Царица же, сие слышавши, за горло Александра приимши, облобыза его много и рече: «Добре пришел еси, сыну мой, силнаго государя посол, воевода Антиоше». Доброту же лица его зрящи дивляшеся, к нему глаголюще: «Третий сынъ ми еси ныне, Антиоше». Александръ же воставъ и посолство ей нача правити. Она же речи и беседе его дивися, образа его сматрящи, и по образу помысли, егда се ... есть Александръ. Любезно его целоваше и рече: «Хотела бых, Антиоше, от насъ не отъедеши, но с моими сыны и со мною царствовати будеши и ко Александру не вратишися опять; и отколе сие невозможно есть, и воставь, со мною въ царскии дворы вниди и царская моя имения вижъ, иже что хощеши, возми сие. И да ти сотворю листъ ко Александру и дани ему дамъ; посла моего пошлю к нему с тобою и честию великою отправлю ему тебе». И се рекши, Александра поимши за руку, в царскии полаты его введе, и ту ему сказа чюдная некая и много царска бисера и камения множество и злата без числа. И введе его в ложницу свою и преписанный образ его глядя и рече ему: «Что от всехъ одержало ти есть, Александре, иже в дому моемъ видел?» Он же ужаснувся, к ней рече: «Антиох имя мое есть, Александру рабъ аз есми». Царица же к нему рече: «Аз Александра имамъ тебе быти, тобе же Антиохомъ называтися не подобаетъ. Аще увидению моему не веруеши, на образ сей поглядай и белег образа своего виждь». Он же рече: «Поистинне, приличен есми ко Александру, за то мене любит велми». Она же рече: «Ты самъ еси, воистинну; азъ ныне всему свету назвахся царица, царя бо всему свету в руку держу. Но да ведомо да есть тобе, царю Александре, якоже хотя вшел еси зде, и якоже хощеши не изыдеши отсюду». Се слышав Александръ образ свой изменяти начат, зубы же своими скрежеташе, очима своима семо и овамо позирая, промышляше. Царицу же в ложницы убити мысляше, сам же бы до коня втекъ и на среку себе вергъ, или умрети, или ожити, глаголя: «Лутче есть гоподину велику почестне умрети, нежели срамотно жити». Кандакия же царица, виде образ его пременяюшься, к дверемъ поступи. Александръ же сию похвативъ рече: «Не имаеши на двор изыти, но зде зле умрети. Аз же зде тебе убивъ и на двор изыду и оба сыны твоих убию и самъ с ними почтенно умру». Кандакия же царица радостно ко Александру приступи и к нему приплетшися, за горло похвати его и любезно целовавши и рече ему: «О великий Александре, мой сыну и господине, и не оскорби мое сердце, ни злаго о себе помысли, ни от мене смерти убойся, аз бо убити тя не мышлю. Ныне же тебе накажю сына своего и многими дарами почтивши тя, в войско твое отпущу тя с честию, понеже несть достойно такова человека от земли погубити, мудростию и храбростию украшена велми, но паче соблюсти и почтити. Кто ли бы хотелъ тобе убити, то всему свету кровникъ бы былъ. Главою твоею и животом весь светъ содержитца и миръ страхомъ твоимъ стоитъ. Да не подобаетъ мне всих главъ отсещи главу. Но хотела бых сына имети тя, Александре, и с тобою всему свету назватися царица. О сем бо, Александре, безпечален буди, не тако бо аз безумна есмь, якоже тебе мнится быти, да животом твоим весь светъ поколебати, вес бо миръ недостоинъ есть ни единому власу, отпадающа от главы твоея. Но яко первая мати твоя корати тя имамъ: нектому, Александре, посолство твори, не веси бо неуставные чести наношения. Да не подобна есть тобе, всих главъ на концы обешатися, смертию бо своею весь мир снести хощеши». Александръ же ей поклонився, рече: «Отныне мати мне буди в место Алимпияда».