И от того дне убо всегда в недоумении пребываше царь Александръ и мысляше, в себе глаголя: «Когда се постигнет мене смертъ, и кто будетъ памят мою творити по моей смерти? Будет ли се тамъ видение и познание, егда душа с телесы сстатися имуть на великомъ торжищи?» И тако мысльми многими помышлении: «Будет ли теломъ востание паки или не будет, в тое же тело души паки приити имут или ни?» Дивляше бо ся и глаголаше: «Како раставшеся и распадошася кости, в тое же паки бытие приидут?» И тако помышляя глаголаше, яко: «Вся могий Божий великий промысль, ихже созда от небытия в бытие, той же можетъ в тую же привести совесть в первое бытие». И многая таковая помышляя и рече: «Яко возвеличишася дела твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси».
И се рекъ в Вавилонь поиде, якоже некий человекъ на уреченное место на умертвие свое идяше. Тогда убо Александръ царь, всего света государь, смерть свою помышляя и неутешимъ бываше. Егда же приспе на поле, нарицаемое Сенарь, в земли, зовемой Авсидийстей, идеже праведный и богатый Иевъ жилъ бяше, и ту Александръ станомъ своимъ стал, силныи же воиски по тому полю падоша. Велможи же Александровы скорбна его зряще и жалость его изменити хотяще, на гору высоку его возведоша и всему воиску вооружатися повеле, на поли на ономъ на единомъ месте собратися повеле. И сих позревше, ко Александру рекоша: «Александре царю, силный господине, почто скорбию великою потопляеши сердце свое, зриши, се толицемъ людемъ сотвори тя Богъ ныне царя, да подобаетъ тебе веселитися и радоватися велми». Александръ же главою покивав и прослезився рече: «Зрите ли всихъ сихъ, в пятидесятныхъ летех вси под землю заидутъ». Бе бо ту видети болши паче миръяд тысячь людей, коней же безчисленное множество; бяху ту собрани вси языцы: индеяне, и сирии, и мидии, и евреи, и финицы, еглефи, еламити, и халдеи, и лидии, и немцы, и греки, и инии восточнии и западнии языцы вси. И ту Александръ великий пиръ войску своему сотвори. И ту от востока и до запада и севера и юга и от моря всего вси власти и князи со многолетными данми и с поклоном ко Александру приидоша.
В той же день прииде от Македонии от матери Александровы Алимпияды царицы казател его и учител Аристотел. Видевъ его Александръ и возрадовася велми и за выю его приимъ и облобызаше его сладко, глаголя: «Добро пришел еси, многочестная и безценная глава, добре пришел еси, неугасимый светилниче и казателю всему миру, философе великий и казателю дивный Аристотелю; добре пришел еси ми, егоже мудрости подивишася еллини, емуже почюдишася халдеи, его подивишася хитрости египтяне и волховнии мудрецы. Но возвести ми убо, чюдный во человецехъ, любимый мне дидаскале,[106] учителю мой, како западная страна мируетъ, жива ли есть вселюбимая мати моя и сладкая Алимпияда царица, и како, яже о нас, по всей вселенней чюется. Верно ли человекомъ есть, яко, всю приимше землю, рая доидохомъ и многъ, егоже ты в книгах своихъ указуеши и краи земли во Едеме на востоце; и того бо рая близу доидохомъ, и до Макаринскихъ отокъ во Акияньстеи рецы, идеже еллинстии мудрецы и душамъ человеческимъ, глаголютъ, быти. Но то аз души ни единоя не ведих, но якоже со истинною макаринский князь нам сказа, не ту имъ, глаголетъ, быти, но в долнейших земли, во адовых реках, и ту имъ ждати, рече, ослабу и откупление от вышняго промысла и великаго Бога Саваофа». И се Аристотел слышавъ подивися, ко Александру тако отвеща: «Благодарю Бога, сподобльшаго мя видети светлое и красное лице твое, и силный, и славный, и дивный в человецехъ, всего света государю, великий Александре царю. Вселенная бо вся, иже о тобе чюдишася велми, возрадовася зело о великой славе твоей, елика Богъ даровал ти есть, якоже ни единому другому человеку. Македонская земля и радуется и веселится, цветет, яко кринъ межу земъскими царствии и Бога непрестанно молятъ за тя всегда, другаго не имаютъ таковаго добыти ни царя, ни господина, якоже тебе, Александре. Ведомо да есть тобе, яко вселенная вся недостойна есть ни единому власу от главы твоея падающу. Госпожа твоя мати благо днесь здравствуетъ и жалостно тебе позирающи видети или слышати, мирно в Македонии царствуетъ, и жалостию и радостию умъ пременяющи, во страсе всегда сущи, в недоумении бывши, хощет бо сподобитися видети лице твое свътлое. Молит бо тя много, глаголющи: “Не преслушай мене о семъ, вселюбезныи мой сыну и милый свете очию моею, но услыши мене, насытитися твоея светлости и со всечестною твоею светлостию царицею Роксаною. Аще ли тобе в Македонию невозможно приити к намъ, к царству твоему приидомъ, идеже ты повелеши, и твоего насытитися мне сладкаго вида, живот бо свой вскоре смерти изменити имамъ”».