— Вставай, папаша, — проговорил матрос, подавая дяде Ипату руку.
Старик поднялся. С опаской посмотрел на матроса, на маузер.
— В чем дело? — спросил матрос.
Подбежал субъект в пенсне и заговорил быстро-быстро, словно боясь, что его опять оборвут на полуслове:
— Товарищ военный, вот этот, — указал на дядю Ипата, — вел враждебную пропаганду.
Матрос взглянул на человека в пенсне, потом на дядю Ипата, спросил:
— Было?
Старик растерялся, заморгал глазами, взялся рукой за бороду, отпустил, опять взялся.
— Было? — повторил матрос.
Дядя Ипат молчал.
— Он, изволю вам доложить, — не унимался тощий субъект, — так и заявил, что при царе было лучше.
— Собирайся, папаша, — проговорил матрос и показал рукой на дверь.
— Ты что же это? — спросил матрос, когда они вышли на улицу. — Чем же тебе Советская власть не угодила?
— Да она ничего. Она угодила, — ответил старик. — Только как же оно без царя! Оно вроде бы и несерьезно.
— Несерьезно? Ишь ты, — усмехнулся матрос.
Около Сухарева рынка матроса кто-то окликнул.
— Стойте здесь, — сказал он дяде Ипату и Леньке.
Однако едва матрос отошел, старик схватил мальчика за руку и поспешно шмыгнул в подворотню. Потом они лезли через какой-то забор, и Ленька едва поспевал за дядей Ипатом.
С того дня, как убежали они от матроса, старик жил в постоянной тревоге. Все ждал, что придут, арестуют. И вот наконец на пятый день в дверь постучали. Ленька было побежал открывать, но дядя Ипат крикнул:
— Куды? Стой, сиди на месте!
В дверь опять постучали. Потом было слышно, как шаги удалились. Старик перевел дыхание.
И вдруг снова раздались шаги. За дверью послышались голоса. Говорила тетка Марья:
— А чего ему быть не дома. Дома. Да заходите.
Дядя Ипат побледнел. Быстренько стал за занавеску, дернул за собой Леньку.
Дверь открылась, и в комнату вошли двое. Мальчик приложил глаз к дырке и все увидел. Один высокий, с портфелем в руке. Другой… с тем же маузером на боку, матрос, знакомый по бане. Вошедшие осмотрели комнату, матрос поднял глаза к потолку. И Ленька поднял. Там, в правом углу, проступало мокрое пятно. Посмотрел себе под ноги. Прогнившие доски образовали широкие щели, и из них несло сыростью.
— Так, значит, Ипат Игнатьевич Дремов, — проговорил человек с портфелем.
— Он самый, — ответила тетка Марья.
— А вы ему родная сестра?
— Сестра.
— Мальчик еще, говорите?
— Ленька. Сирота. Нашей сестры Варвары, стало быть, сын.
— Так, так, — проговорил высокий. — А мы к вам из районного Совета рабочих и солдатских депутатов.
— По важнейшему делу, — добавил матрос.
Ленька посмотрел на дядю Ипата. Старик стоял и, казалось, не дышал.
И вдруг Ленька задел ведро. Оно громыхнуло. Дядя Ипат вздрогнул. Пришедшие повернулись в их сторону. Матрос схватился за маузер:
— Кто там?
Дядя Ипат молчал и быстро, по-старушечьи крестился. Подошла тетка Марья, отвернула занавеску.
— Да куды ты залез! — закричала. — И бороду расправь. К тебе, чай, пришли.
Дядя Ипат взглянул на пришедших, увидел матроса, попятился.
— Хо-хо! — загудел матрос. — Монархист. Старый знакомый.
Дядя Ипат отступил еще на шаг, задел за лавку, шлепнулся на пол.
Матрос рассмеялся. А человек с портфелем бросился к дяде Ипату.
— Что с вами? Мы из Совета. — Он протягивал старику какую-то бумагу. — Вот ордер. Вас переселяют в благоустроенную квартиру. В дом генерала Инсарова.
Дядя Ипат поднялся, смотрел то на бумагу, то на матроса, то на тетку Марью и никак не мог понять, что к чему.
— Благодарствуй, благодарствуй, — толкала тетка Марья старика в бок. — Вот окаянный. Сдурел, что ли, от радости.
Новая комната оказалась на втором этаже. Была она большая и светлая, в два окна, на Садовой. Когда дядя Ипат в первый же вечер окунулся в мягкую широкую постель, он еще раз посмотрел по сторонам и сказал:
— Вон оно, как при царе жили! Да, было времечко.
— Да умолкни же ты, ирод! — обозлилась тетка Марья.
Дядя Ипат смолчал.
А еще через день Дремова пригласили в районный Совет и предложили работу — заведовать хозяйством при детском доме. Возвращался дядя Ипат довольный, перебирал свою белесую бороду. «Значит, приметили, — рассуждал. — Вот и Леньку теперь пристрою». И вдруг опять повстречал матроса.
— Хо-хо! — загудел матрос. — Монархист!
Дядя Ипат насупился.
— Ты это мне брось, — прикрикнул он на матроса. И, не поздоровавшись, прошел мимо. — Тьфу, — сплюнул старик с досады. — Эка же слово дурное выдумал. «Монархист», — повторил про себя. Потом усмехнулся, успокоился и степенно двинулся дальше.