Впервые Л. Соболев обращается к собранному материалу в записи от 15 марта 1943 года, пересматривая сделанные заметки, он выделяет среди прочих «эпизод с Харевым» (фронтовая записная книжка № 7, архив писателя). Боцман Дмитрий Данилович Харев и краснофлотец Сергей Иванович Марохин в ночь на 22 ноября 1942 года участвовали в высадке пяти партизан на захваченное фашистами побережье Крыма. При высадке сильный береговой накат разбил шлюпку. Моряки решили возвращаться на катер вплавь и добирались до него около часа в холодной ноябрьской воде.
В дневнике этот эпизод записан дважды: кратко — 3 марта 1943 года, в ряду других впечатляющих историй о боевых действиях моряков-катерников, и 9 марта, в день отъезда из Геленджика, — здесь это уже довольно подробный рассказ, восстанавливающий многие детали и обстоятельства, использованные затем в работе над «Зеленым лучом».
В течение 15–28 марта Соболев работает над рассказом ка основе этого сюжета.
Двадцатого марта, слушая радиопередачу из Москвы, Соболев узнал о присуждении ему за сборник «Морская душа» Государственной премии. В тот же день он направил Верховному Главнокомандующему телеграмму следующего содержания:
«В течение всей войны маленькие сторожевые катера Черноморского флота героически несут повседневную боевую службу. Каждый лишний катер — лишний удар по врагу. Поэтому всю присужденную мне премию за книгу рассказов „Морская душа“ вношу на постройку еще одного такого катера. Прошу Вашего разрешения назвать его „Морская душа“ и зачислить в 4-й дивизион сторожевых катеров Черноморского флота».
Двадцать восьмого марта писатель получил ответную телеграмму с выражением благодарности и согласия. Так он окончательно «породнился» с дивизионом Н. И. Сипягина, взяв над ним своеобразное «шефство».
В одной из фронтовых записных книжек излагается развернутый замысел нового произведения:
«Начал записывать план повести о катерах и начало — закат…
План интересный и форма для меня новая — а главное, придумал послесловие, которое введет реальных людей. Это спасет фамилии, а мне даст свободу полную.
Пока намечается так:
I. Вступление — закат. Командир. Замполит. Боцман. Партизан (неожиданно — профессор). Девушка-санитарка (впервые в партизанах). Моторист. Воспитанник — тут Зеленый луч. Наступает ночь.
II. Высадка партизан, плаванье Харева.
III. Куниковский десант. История 0134.
IV. Послесловие.
Надо точно наметить, кому что идет из материала о катерах — что в новеллы с закатом, что — в главы.
Основная задача — заставить полюбить катер, море, людей.
О форме — хочется наконец „попеть“, не стесняя себя рамками рассказа. Побольше мечты, мыслей, воздуха, „пения“. Не думать о размерах и вообще — писать свободно. Может выйти интересная и — главное — свободная вещь.
На этом кончаю записи в этой книжке. Понадобилось много утр в раздумье, поисках и отказах, чтобы решиться делать то, что надумалось теперь.
Мысль о новой вещи меня занимает — и главное, что самому интересно.
Пора, мой друг, пора!..
Большой этап жизни кончается с этой книжкой» (фронтовая записная книжка № 7, архив писателя).
Однако ясность замысла не избавила Л. Соболева от дальнейших «раздумий, поисков и отказов» в его работе над «Зеленым лучом».
В дневниковых записях, сделанных между 1—10 апреля, отражены эти поиски и сомнения. Здесь же появляются новые боевые эпизоды отважных действий сипягинского дивизиона. Писатель продолжает обстоятельно знакомиться с историей каждого катера и экипажа, начиная с первого дня войны, следит за событиями, которые развертываются непосредственно в дни его работы над повестью. Сама работа при всех трудностях поначалу подвигается вперед:
«…Я довольно быстро начал писать „Зеленый луч“, пять с половиной глав написал. Я не думал публиковать незаконченную работу, но по приказу тогдашнего… начальника Главного политического управления ВМФ эти главы, несмотря на мои протесты, все-таки пустили в газету. Так, вопреки моему желанию, повесть в незавершенном виде появилась в свет, печаталась в газете, во флотском журнале» («На главном курсе», с. 103).
Первые главы «Зеленого луча» печатались в газете «Красный флот» 25,
28, 29 июля, 1, 4, 11, 15, 18, 25, 27 августа и 18, 22, 24, 26 сентября 1943 года, а также в журнале «Краснофлотец» (1943, № 13–14, 16–20) и фрагменты в газете «Труд» от 29 октября 1943 года под названием «Командир корабля», в журнале «Красноармеец» (1943, № 21–22) под названием «Урок командира». 23 февраля 1944 года отрывок из повести напечатала газета «Литература и искусство». Он назывался «Лейтенант Решетников». Другой отрывок «Детство Решетникова» поместил «Красноармеец» (1945, № 7–8).
Примечательно, что первые главы, увидевшие свет в 1943 году, вошли в окончательную редакцию «Зеленого луча» почти без изменений. Единственной серьезной поправкой, сделанной потом писателем, было устранение из первой главы эпизода, в котором героям повести сразу же удавалось увидеть столь нетерпеливо ожидаемый Решетниковым зеленый луч.
Остальная правка менее значительна и относится главным образом к стилю повествования. Соболев стремится в окончательной редакции к большему лаконизму и выразительности, убирая лишние детали и определения, снимая чрезмерную подчас патетику собственных лирических отступлений.
Завершение повести отодвинулось на долгий срок.
«Когда окончилась война, я вернулся к „Зеленому лучу“. И тогда началась та утомительная, тягостная работа, которая называется литературой. Я возвращался к этой вещи неоднократно… десять лет недаром прошли. Я много крутил, вертел, прикидывая, как это сделать, порою приходил в отчаяние. В моем дневнике есть одна такая запись: „Месяц мучительных раздумий о романе“. Действительно, месяц я сидел и не знал, что делать. А между тем у меня уже много было написано — должен был развернуться большой роман, намечались довольно острые ситуации, когда командир попадает в штрафной батальон в качестве матроса; была и любовь — тоже довольно остро поставленная. Но я все работал, возвращался к написанному, и все было у меня непонятное самому себе чувство какой-то неудовлетворенности. Я видел, что я что-то не то делаю, зря над этим сижу. Сказать по совести, я и до сих пор не понимаю до конца, почему это было зря, но думаю, что все-таки правильно сделал, повернув после всех поисков к нынешнему, окончательному варианту книги.
А соображения у меня возникли такие. Это как раз были годы 1947— 1949-е, когда довольно большими „косяками“ пошла военная литература, книги о войне. И я подумал, что „Зеленый луч“ в том виде, как я над ним работаю, будет еще одной книгой о наших храбрых моряках, о людях, которые прекрасно воевали, о военных действиях, как мы умеем побеждать врага. Но об этом написано уже не раз, и не два, и не три, — зачем же мне писать еще одну повесть о войне?
Я подумал, что не в этом суть вопроса. Война для нас — этап пройденный, надо думать о чем-то другом.
И в таких мучительных раздумьях и придирках к самому себе я дошел до той мысли, которая меня очень обрадовала… основная тема выпятилась и стала видна издалека — рождение профессии, становление командира. По-писательски влезть в душу молодого офицера, раскрыть, что в ней происходит, — вот главная задача. Когда я ее понял, она подчинила себе все остальное: размер книги, сюжет, я выбросил все, что в ней было лишнего. Раз было выбрано направление главного удара, остальное все уже стало ненужным» («На главном курсе», с. 103–104).
В том же выступлении, помещенном в сборнике «На главном курсе» под названием «Как зажегся „Зеленый луч“», писатель подробно говорит о работе над композицией повести, над созданием образа Решетникова, объясняет и обосновывает использованные им творческие приемы.
В. Сурганов