— Он может прийти на следующий год.
В этот год Хайдар Али совершил паломничество в Мекку. Он побывал в Индии и в Персии, познакомился с редкими книгами и никогда не упускал возможности разыскать и посетить великих дервишей того времени. Когда он вернулся в Газну, Махмуд сказал ему:
— Теперь выбери учителя, и если он возьмет тебя, возвращайся через год.
Когда и этот год прошел и Искандер Хан приготовился отвезти своего сына ко двору, Хайдар Али не проявил к этому никакого интереса: он просто сел у ног своего учителя в Герате и ничто из того, что говорил ему отец, не могло сдвинуть его с места.
— Я потратил свое время и деньги, а этот молодой человек провалил испытания, возложенные на него королем Махмудом, — заплакал отец и бросил все это дело.
Тем временем день, когда юноша должен был предстать при дворе, пришел и прошел. И тогда Махмуд сказал своим придворным:
— Приготовьтесь посетить Герат. Там есть некто, кого я хочу увидеть.
Когда кавалькада императора въезжала в Герат под музыку трубачей, учитель Хайдара Али взял его за руку. Он подвел его к воротам теккии, и они стали ждать.
Вскоре после этого Махмуд и его придворный Айяз, сняв обувь, предстали в святом месте.
— Вот, Махмуд, — сказал суфийский шейх, — тот человек, который был ничто в то время, как он посещал королей, но который теперь является тем, кого посещают короли. Возьми его как своего суфийского советчика, потому что он готов.
Привязанность, называемая привлекательностью
Искатель истины прибыл в теккию Бахаудина Нахшбанда. Он побывал на лекции и не задал никаких вопросов. Когда Бахаудин сказал: «Спроси меня о чем-нибудь», тот ответил: «Шах, прежде чем придти к тебе, я изучал такую-то и такую-то философию под руководством таких-то и таких-то. Твой авторитет заставил меня предпринять путешествие к твоей теккии. Услышав твои речи, я решил, что хочу продолжать учебу у тебя. Но я настолько привязан к моим прежним учителям, что мне хотелось бы, чтобы ты или объяснил мне их связь с твоей работой, или заставил забыть о них, чтобы я мог продвигаться дальше с нераздельным вниманием».
Бахаудин сказал: «Я не могу сделать ни того, ни другого. Но я могу сказать тебе, что привязанность к личности и убежденность в том, что эта привязанность исходит из высшего источника, — вернейший признак человеческого тщеславия. Если ты не расстанешься с ним, ты сможешь только цепляться за свои привязанности, называя их привлекательностью».
Мир и мы
Давным-давно один король построил дворец, все стены, полы и потолки которого были в зеркалах.
Как-то во дворец забежала собака. Оглядевшись, она увидела множество собак вокруг себя. Будучи весьма разумной и осторожной, она на всякий случай оскалилась, чтобы защитить себя от этих миллионов собак и испугать их. Все собаки тут же оскалились в ответ. Собака тихо зарычала — они (во дворце было гулкое эхо) с угрозой ответили ей. Теперь собака была точно уверена, что жизнь ее в опасности, и принялась громко лаять. Но когда она залаяла, собаки в зеркалах тоже залились отчаянным лаем. И чем больше она лаяла, тем громче, как казалось бедной собаке, они ей отвечали.
Утром несчастную собаку нашли мертвой. А ведь она была во дворце одна. Никто не дрался с ней, потому что дворец был пуст. Просто она увидела саму себя во множестве зеркал и испугалась. И когда она начала сражаться, отражения в зеркалах тоже вступили в борьбу. Она погибла в борьбе с миллионом собственных отражений.
Комар Haмуc и слон
Давным-давно жил-был комар по имени Намус. Однажды, руководствуясь весьма благовидными и вескими причинами, Намус решил поменять свое жилище. Новым обиталищем он избрал ухо слона, ибо такого рода дом казался ему самым подходящим и удобным. Там Намус произвел на свет несколько поколений комаров.
В его жизни периоды напряженного труда чередовались с периодами отдыха и покоя, радость сменялась печалью, поиски увенчивались достижениями; словом, судьба его была судьбой всех комаров на свете.
Ухо слона было его домом, он чувствовал, что вся его жизнь, его история, само его существо неразрывно связано с этим местом. Ухо было таким теплым, таким уютным, таким просторным. Здесь ему довелось так много всего пережить...
При въезде в этот дом Намус, естественно, не обошелся без приличествующих случаю церемоний вежливости. Он изо всей мочи пропищал слону о своем решении.
— О слон, — закричал он, — знай, что я, комар Намус, собираюсь поселиться здесь. И так как это твое ухо, то я, желая соблюсти обычай, сообщаю тебе о моем решении.
Слон не возразил ни слова. И Намус вселился, даже не подозревая о том, что слон его не услышал. По правде говоря, тот и не почувствовал вселения комара со всем его многочисленным семейством в свое ухо.
Но вот прошло какое-то время, и Намус, побуждаемый, как и в прошлый раз, самыми вескими причинами, снова решил поменять жилище. И опять решил сделать это в соответствии с установленной традицией.
Хорошенько отрепетировав прощальный монолог, он прокричал его слону в самое ухо. Но не получил никакого ответа. Он крикнул еще раз, но слон по-прежнему хранил молчание. Тогда Намус набрал полную грудь воздуха и в третий раз изо всех сил прокричал:
— О слон, знай, что я, Намус, намерен покинуть свой очаг и дом, оставить свою резиденцию в твоем ухе, в котором я так долго прожил.
Наконец слова комара достигли слуха слона. Пока он их обдумывал, комар продолжал:
— Что ты мне ответишь на это? Каково твое мнение об этом?
Слон медленно поднял свою огромную голову и протрубил:
— Ступай с миром, ибо поистине твой уход имеет для меня такое же значение, какое имел твой приход.
Самонадеянность суфия
Наваб Мухамед Хан, Джан-Фишан шел однажды по улице и увидел шумную, недоброжелательно настроенную толпу. Он спросил человека, стоящего в стороне: «Что там случилось?» Тот ответил: «О Высочайший! Твой ученик затеял ссору с жителями этого квартала».
Джан-Фишан вошел в толпу и сказал своему последователю: «Объяснись». Тот произнес: «Эти люди были враждебны». Люди воскликнули: «Это неправда! Наоборот, мы превозносили его!» «Что они говорили?» — спросил Наваб. «Они говорили: "Да здравствует великий ученый!" Тогда я сказал им, что невежество ученых ответственно за отчаянное положение человека».
Джан-Фишан Хан сказал: «Самонадеянность ученых ответственна за жалкое положение человека в мире. А самонадеянность суфия явилась причиной этой свары. Не быть ученым — достижение, которое включает в себя отрешенность от мелочности. Люди хотели оказать тебе почести. Ты им не учитель. Разве ты не понимаешь, что, действуя так, ты уподобляешься тем, кого осуждаешь? Следи за собой, дитя мое. Слишком много сходов с Тропы Высшего Достижения — и ты становишься не мудрецом, а ученым».